Рисунки дикарей: Картинки d0 b4 d0 b8 d0 ba d0 b0 d1 80 d1 8c, Стоковые Фотографии и Роялти-Фри Изображения d0 b4 d0 b8 d0 ba d0 b0 d1 80 d1 8c

07.05.2019 Разное

Содержание

Эрнест Сетон-Томпсон — Маленькие дикари Рисунки автора читать онлайн

Эрнест Сетон-Томпсон

МАЛЕНЬКИЕ ДИКАРИ

Изведав мучения жажды, я попробовал вырыть колодец, чтоб из него черпали и другие.

Э. С.-Т.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛЕНЬЯН

Ян рано пристрастился к чтению. Как и многие его сверстники, двенадцатилетние мальчишки, он больше всего любил книги про индейцев и книги о жизни зверей и птиц.

Но в те далекие годы об этом писали мало. В библиотеке Ян нашел лишь «Скандинавских охотников» Ллойда, «Ботанику» Грэя и две-три повести Фенимора Купера. Мальчик перечитывал их без конца.

Отец Яна никогда не интересовался его увлечениями, но, решив однажды, что подобные книги могут помешать учебе сына, запретил и думать о них.

Между тем учился Ян хорошо и был в числе первых учеников, хотя в классе занимались ребята и старше его.

Ян рос послушным, робким мальчиком, но тут, впервые в жизни, он не подчинился воле отца. Правда, Ян не стал перечить ему открыто, но зато начал хитрить и при всяком удобном случае норовил улизнуть в лес или в поле. Ни от кого не таясь, он часами следил там за птицами, разглядывал неизвестные ему цветы и травы.

Из школы Ян возвращался всегда самым извилистым путем. Ему непременно хотелось пройти мимо магазина, где за стеклом была выставлена картина, на которой два терьера ловили крысу. Напротив находилась табачная лавка, где в витрине стоял слон, нагруженный тюками. А в магазине на соседней улице торговали дичью. Ян обычно разглядывал там битых уток, а когда их не было, любовался оленьей головой; она-то всегда оставалась на своем месте. Немного дальше был меховой магазин, где красовалось великолепное чучело медведя. На Джерви-стрит стоял дом с высокой террасой, под которой, как ему рассказывали, держали раньше медведя на цепи. С тех пор прошло много лет, но мальчику доставляло большое удовольствие ходить мимо места, с которым было связана такое необычайное событие. На углу улиц Грэнд и Пэмбертон когда-то убили хорька, и школьники утверждали, что после дождя запах зверька чувствуется до сих пор. И когда сырым, туманным вечером Ян попадал на этот перекресток, он с наслаждением вдыхал воображаемый запах.

Но больше всего времени Ян проводил, прижавшись носом к витрине мастерской чучел на улице Мэн. Чего тут только не было! Головы лис и кошек, шкура волка, оленьи рога и, наверное, больше пятидесяти чучел птиц. На некоторых — удостоенных чести быть выставленными на ежегодной ярмарке — висели ярлычки с названиями. Эти надписи мальчик хранил в памяти, словно сокровенную тайну, хотя, как потом выяснилось, многие названия оказались не совсем верны.

Год спустя или, может быть, немногим более, у Яна возник отчаянный план. Он должен побывать в самой мастерской! Прошло несколько месяцев, прежде чем Ян решился на этот шаг. Попроси он хозяина просто показать ему всякие диковинки, едва ли тот отказал бы мальчику.

Но на такой подвиг ему не хватало смелости. И все-таки однажды Ян вошел в мастерскую. Как страшно зазвенел дверной колокольчик! Затем наступила еще более угрожающая тишина, и перед мальчиком появился мистер Сэндер, хозяин магазина.

— Сколько… сколько стоит эта сова на витрине? — запинаясь, вымолвил Ян.

— Два доллара, — ответил мистер Сэндер.

И тут мужество покинуло Яна. Опрометью бросился он на улицу. Ведь ни разу в жизни у него не было столько денег! Он не слышал, что кричал ему вслед хозяин. Ян был испуган, пристыжен, и его не покидало чувство, что он побывал в необыкновенном царстве и оказался недостойным там остаться!

Больше всего Ян завидовал жизни индейцев. Каждой весной его непреодолимо тянуло отправиться бродить по белу свету. С первым пробуждением природы душу его охватывало трепетное волнение. При виде диких гусей, с призывными криками летевших на север, у Яна словно кровь закипала: ему хотелось лететь вместе с ними.

Многие школьные товарищи Яна говорили, что «любят весну», а девочки даже «обожали» это время года, но никто из них не мог понять, почему так ярко сверкали глаза Яна, когда наконец наступала весна, почему его неудержимо влекло вон из душного класса.

— Если бы я мог убежать отсюда! — с волнением восклицал он.

Только одно удерживало его от бегства из дому с индейцами или цыганами — это страх перед отцом.

У Яна был брат Рэд, старше его двумя годами. Учился Рэд гораздо хуже Яна, за что очень сердился на него и никогда не упускал случая показать Яну свое превосходство в силе.

Как-то раз, забравшись под дом, Ян неожиданно очутился в яме, где можно было выпрямиться во весь рост. И он подумал, что было бы неплохо устроить здесь свою рабочую комнатку — мастерскую. Ян знал, что если к его просьбе присоединится и Рэд, который пользовался в семье репутацией «здравомыслящего», то разрешение отца будет получено. Рэд тут же согласился и даже сказал, что уговорит отца сам. Так он и сделал.

Мальчики взялись за работу. Много дней ушло на то, чтобы углубить яму с трех до шести футов.[1] Ян после школы сразу принимался за дело, а Рэд всегда находил тысячу причин, чтобы не браться за лопату.

Ян не раз с восторгом рассуждал о том, что они будут делать в своей мастерской. Рэд нехотя соглашался, отдавал распоряжения и уходил.

Наконец стены были возведены, а в дверцу даже вставлен замок. Ян сиял от счастья и гордости! Он вымел пол и сел на самодельную скамью, чтобы еще раз оглядеть свою мастерскую, как вдруг Рэд сказал:

— А теперь выйдем и запрем дверь.

Это решение показалось Яну очень важным. Они вышли. Рэд запер дверь и спрятал ключ в карман. Потом, обернувшись к Яну, он холодно и жестко сказал:

— Запомни — чтоб ноги твоей здесь не было. Разрешение отец давал мне одному.

Другой брат, Алнер, моложе Яна на полтора года, был с ним одного роста, но на этом их сходство исчерпывалось. Алнер был большой хвастунишка и лентяй. Ему страшно хотелось как-нибудь отличиться. Безразлично как, лишь бы о нем все говорили. Но он никогда и пальцем бы не шевельнул, чтобы достичь своей цели. Каждое утро братья шли вместе в школу — таков был наказ отца. Но там они почти не встречались. Братьев ничто не связывало; они были слишком разные. Алнер не разделял увлечений Яна, и поэтому не удивительно, что с каждым днем Ян все больше отдалялся от своих братьев.

Конец ознакомительного отрывка
Вы можете купить книгу и

Прочитать полностью

Хотите узнать цену?
ДА, ХОЧУ

«Книга дикарей», или О национальном культурном превосходстве: sergeytsvetkov — LiveJournal

Однажды, в 1850 году, внимание смотрителя парижской Библиотеки Арсенала Поля Лакруа привлекла большая коробка с замком, стоявшая на одной из полок книгохранилища. В коробке хранилась старинная рукопись — сильно попорченная водой 114-страничная тетрадь ин-кварто, испещрённая загадочными пиктограммами, которые были нанесены красным и «серебряным» карандашами. Каталожная запись извещала, что манускрипт, названный «Книгой дикарей», попал в Библиотеку Арсенала в 1785 году, при покупке рукописного собрания маркиза Антуана-Рене де Польми д’Арженсона; на тот момент возраст «Книги дикарей» насчитывал уже почти столетие.

Поль Лакруа пригласил ознакомиться с тетрадкой аббата Эммануэля-Анри-Дьедонне Домене — миссионера, проведшего много лет в Техасе и Мексике, автора известных трудов по географии, слывшего также большим знатоком индейской письменности. Изучив рукопись, Домене пришёл к выводу, что перед ним бесценный документ — письмо алгонкинов или ирокезов, уже обращённых в христианство и использующих, наряду с оригинальным индейским письмом, латинский алфавит. Последнее следовало из того, что в рукописи встречались ясно читаемые надписи: Maria, Anna, Joannes и др.

Аббат разбил рукопись на главы и предложил свой вариант дешифровки пиктограмм и знаков. Например, эта страница из «первой главы»,

по мнению Домене, изображает духа, благословляющего сидящих на корточках индейцев. Знак «х» символизирует скальп, а фаллос — плодородие.

Этот рисунок из «третьей главы»

изображает мага или духа, две головы которого символизируют его магическую мощь как в реальном, так и в потустороннем мире. Лежащая фигура — либо мертвец, либо знахарь, при помощью колдовства лишённый магических способностей.

Эта страница из «седьмой главы» якобы запечатлела ребёнка в могиле, как символ Рождества, или Св. Гроба. И т.д.

Домене обнаружил в «Книге дикарей» также известия о переселении отдельных племен, описание мистерий их древней религии, бесспорные доказательства существования у индейцев фаллического культа и т.д.

Труд почтенного исследователя заслужил высокую оценку французских ученых. Зашла речь о его участии в конкурсе на премию Академии наук. Но тут Поль Лакруа сообщил, что в Библиотеке Арсенала побывал один американский миссионер, который снял копию с «Книги дикарей». У французской научной общественности возникло опасение, что американцы могут захватить приоритет в факсимильной публикации бесценной находки. Вопрос, затрагивающий национальную гордость, был решён на правительственном уровне: государственному министру, являющемуся также министром императорского двора, было поручено издать труд аббата Домене, сопроводив его соответствующим иллюстративным материалом.

Книга была выпущена в 1860 году под названием «Manuscrit pictographique Americain precede d’une Notice sur I’Ideographie des Peaux-Rouges par I’Abbe Em. Domenech, Membre de la Societe Geographique de Paris etc. Ouvrage puble sous les auspices de M. le Ministre d’Etat et de la Maison I’Empereur» («Иллюстрированное описание Америки, впервые сопровождаемое заметками, относящимися к пиктографии краснокожих, написано аббатом Эм. Домене, членом Парижского Географического общества и т. д. Произведение издано и согласовано с министром Государства и Императорского двора»).

Находясь под впечатлением торжества французской научной мысли, министр иностранных дел и потомок Наполеона граф Валевски выступил с традиционной торжественной речью по случаю вручения премий Парижской художественной выставки. В пылу ораторского пафоса он назвал Францию учителем других народов и матерью всей западной цивилизации.

На беду слова графа Валевски очень хорошо расслышали в Германии, где под здание европейской цивилизации уже вовсю подводили прочный немецкий (германо-арийский) фундамент. Среди особенно возмущенных представителей немецкой науки был известный дрезденский библиограф Й. Петцольдт, которому как раз в то время попался в руки последний предмет научной гордости французов — труд аббата Домене. Ему не потребовалось много времени, чтобы подвести небольшую, но разрушительную мину под французскую науку. В 1861 году вышла в свет его 16-страничная брошюрка «Das Buch der Wilden» im Lichte franzosischer Civilisation» («Книга дикарей» в свете французской цивилизации«).

Яд, которым индейцы смазывали свои стрелы, был не так смертелен, как язвительные аргументы Петцольда, пишет один исследователь этого научного инцидента. Немец не оставил камня на камне ни от учености аббата Домене, ни от французской цивилизации, порождающей таких ученых. Согласно Петцольдту, «Книга дикарей» представляет собой не что иное, как черновую тетрадь обучающегося в американской школе немецкого ребенка. Мальчик жил на каком-нибудь отдаленном хуторе и от скуки исчеркал всю тетрадь детскими рисунками и каракулями«.

Расшифровка пиктограмм, проделанная Домене, подверглась уничтожающей критике: «Размахивающая плетью фигура — не индейский шаман, а учитель, наказывающий ученика (см. картинку слева. — С.Ц.). Странной формы фигура — не символ молнии и наказания господнего, а самая обыкновенная колбаса. Шестиглазый человек — не мудрый и отважный вождь племени, а плод богатой детской фантазии. Не три главных шамана подносят ко рту ритуальные предметы, а три ребёнка едят бублики. Бог облаков, дух огня и другие загробные личности обязаны своим существованием известному трюку, применяемому детьми при рисовании: точка, точка, два кружочка… А что касается фаллического культа, подобное примитивное бесстыдство аббат в большом количестве может увидеть и у себя в Париже, была бы только охота; баловники-мальчишки пачкают подобными рисунками стены определённых ассенизационных объектов».

Конфуз был полный, — ведь Домене и в самом деле не знал немецкого языка, хотя готический шрифт некоторых надписей буквально бросался в глаза. Так, группу рисунков аббат расшифровал как «огненную воду», то есть водку. Хотя там ясно читалось: «Honig» — по-немецки, «мёд», а рисунки изображали, скорее всего, улей (или соты) и бочку с мёдом.

Под знаком, который Домене принял за молнию, стояло немецкое слово Wurszd , то есть «колбаса», написанное, впрочем, с грамматической ошибкой (правильно — Wurst). Едва ли не на каждой странице тетради попадались немецкие слова: ich will — «я хочу», Grund — «долина», Hass — «ненависть», nicht wohl — «нехорошо», unschuldig — «невинно», schaedlich — «вредно», bei Gott — «по-божески» и т. д.

Подлинная индейская пиктограмма. Прошение на имя президента США (1849 год): «Племена журавля, трёх куниц, медведя, морского человека и морского кота поручили в едином порыве сердец главе племени журавля обратиться с просьбой к президенту о разрешении им переселиться в область озёр». Озёра обозначены в левом нижнем углу.

Брошюру Петцольдта срочно перевели на французский язык, после чего сами французы подняли на смех как бедного аббата Домене, так и графа Валевски. С тех пор высказывания официальных французских лиц о культурном вкладе Франции в европейскую цивилизацию стали значительно скромнее.

Звякнуть копеечкой в знак одобрения и поддержки можно через Сбербанк 4274 3200 2087 4403

ЮMoney(Яндекс) 41001947922532

Спасибо всем тем, кто уже оказал поддержку! Приятного просмотра!

Российская публикация уникальных рисунков из первой русской кругосветки — Российская газета

«Человек везде тот же — и просвещенный, и дикарь. И обитатель острова Румянцева, осеняемого пальмами, и житель земель, покрытых березами…» Лейтенант Отто Коцебу.

3 августа 1818 года бриг «Рюрик», совершивший кругосветное плавание, бросил якорь в центре города Санкт-Петербурга, возле особняка графа Николая Румянцева (1754-1826). Граф (кстати, бывший государственный канцлер) был идейным вдохновителем экспедиции, он построил и снарядил на свои деньги небольшое двухмачтовое судно. И лично вместе с прославленным мореплавателем Иваном Крузенштерном отбирал участников.

Это было предприятие отважных и очень молодых людей: капитану «Рюрика» Отто Коцебу к началу кругосветки исполнилось 28 лет; лейтенанту Ивану Захарьину — 27; штурманскому ученику Василию Хромченко — 23 года; корабельному врачу и натуралисту Иоганну Фридриху Эшшольцу — 22…

А самым молодым на борту оказался двадцатилетний художник Логин Хорис. Благодаря ему до нас дошли достоверные картины долгого (1815-1818) и удивительного плавания.

Одиссей с острова Радак

Логин Андреевич Хорис был приглашен в экспедицию «для положения на бумагу всех предметов новых и любопытных, встречающихся… на каждом шагу в путешествиях сего рода»¹. Неизвестно, почему выбор Румянцева пал именно на него, но попадание оказалось точным. По итогам плавания Хорис выпустил замечательное по выразительности и достоверности «Живописное путешествие вокруг света» (Voyage pittoresque autour du monde)². Альбом вышел в Париже с текстами и подписями на французском языке. Причем самой сильной стороной Хориса, как рисовальщика, оказались портреты. Он легко схватывал характер людей, не идеализировал их, как это делали художники XVIII века: жители тропических островов у них больше напоминали античных богов и героев. Художник с «Рюрика» видел даже в дикарях прежде всего человеческое…

Способствовала этому и атмосфера на борту. Команда «Рюрика» не ограничивалась обычным вещевым обменом между европейцами и туземцами. Помимо «джентльменского набора» (стеклянные бусы, иголки, ножи, гвозди, топоры) русские путешественники захватили с собой домашних животных и семена полезных растений — в дар полинезийцам. Причем не для выгоды, а исключительно «чтобы дать островитянам новые источники питания. Особый фурор производили козы и свиньи, потому что мир фауны для жителей южных островов зачастую ограничивался птицами и рыбами. Четвероногие путешественники разделяли с людьми трудности плавания, и Коцебу уподоблял свой «Рюрик» Ноеву ковчегу»³.

Значительную часть пути проделал на русском бриге Каду — житель острова Радак, выразивший желание посмотреть другие земли. Он стал своеобразным полинезийским Одиссеем и, посетив северные широты, вернулся на родной остров, обогащенный новыми знаниями. По словам Коцебу, «Каду сначала думал, что ездок и лошадь составляют одно животное. Ни на что не смотрел он с большим удивлением, как на снег. Желая удовлетворить свое любопытство, Каду ловил оный руками; но пришел в некоторый род ужаса, когда увидел, что снег исчезал в руке его»⁴. Но тот же Каду проявлял большую смекалку, отмечая дни пути узелками на веревке, легко усваивал новые слова и знания.

Кстати, немецкий естествоиспытатель Адельберт Шамиссо, столкнувшись с самобытным миром гавайцев, имел неосторожность даже попенять капитану: «…румянцевская экспедиция могла бы получить ценные для науки данные, если бы добросовестный, усердный наблюдатель мог провести год на этих островах. Но ты проносишься по свету, как пушечное ядро, и возвращаешься домой со сведениями о вершинах гор и глубинах морей. Когда я просил у капитана разрешения остаться здесь до прихода «Рюрика», он ответил, что не будет удерживать меня — я волен оставить экспедицию, когда мне будет угодно»⁵.

На деле это разрешение было почти не замаскированной обидой: капитан и впрямь видел главной целью путешествия замеры высот и глубин, ведь это было жизненно важно для будущих исследователей. И Отто Коцебу преуспел в этом, открыв множество населенных и необитаемых островов.

Финал же плавания оказался драматичным.

«Я должен смирить честолюбие…»

13 апреля 1817 года, только что приняв вахту, Коцебу стоял на палубе с четырьмя матросами, двое из которых держали штурвал:

«В 4 часа поутру наступила ужаснейшая минута. Я с удивлением и страхом смотрел на необычайную высоту одной волны, которая, к несчастью нашему, взяла свое направление к кораблю, как вдруг был оною без чувств повергнут на палубу. Пришед в себя, ощущал я жестокую боль, а корабль нашел в весьма жалостном состоянии. Он подвергнулся бы совершенному истреблению, если сия буря продолжалась еще несколько времени»⁶.

После жестоких ушибов капитан не смог оправиться. Все больше времени он вынужден был проводить в каюте. И в конце концов 12 июля 1817 года принял трудное решение — изменить план экспедиции: «Не раз я решал вопреки грозившей смерти довести до конца начатое предприятие; но когда я снова думал о том, что предстоит еще тяжелое обратное плавание на родину и что, возможно, судьба «Рюрика» и жизни моих спутников зависят от моей собственной жизни, я почувствовал, что должен смирить честолюбие»⁷.

Великое открытие «Рюрика»

Впоследствии Коцебу написал несколько отчетов о своем плавании: сначала краткий, опубликованный в 1818 году, затем более подробный — в 1821-м⁸, каждый раз вынужденно пускаясь в оправдания своего решения⁹. Но хотя одна из важнейших целей экспедиции — отыскать морской путь из Берингова пролива в Атлантический океан вдоль берегов Северной Америки — не была выполнена, значение кругосветки трудно переоценить.

Участники трехлетнего плавания на «Рюрике» вынесли твердое убеждение: «Человек везде тот же — и просвещенный, и дикарь. И обитатель острова Румянцева, осеняемого пальмами, и житель земель, покрытых березами, склонившимися от снегов северных, суть дети общей матери, удаленные от ней некоторыми только обычаями»¹⁰. Двести лет назад это тоже было величайшим открытием — под стать великим географическим.

СУДОВОЙ ЖУРНАЛ

«Открыты множество островов и атоллов…»

Дата: 1815-1818

Командующий: Отто Евстафьевич Коцебу

Корабль: Бриг «Рюрик» (водоизмещением 180 тонн)

Маршрут: Кронштадт — Копенгаген — Плимут — Санта-Крус-де-Тенерифе — Флорианаполис — Консепсьон — Маршалловы острова — Петропавловск — Уналашка — Гавайские острова — Маршалловы острова — Гуам — Манила — Кейптаун — остров Святой Елены — Портсмут — Копенгаген — Ревель — Кронштадт

Цель: Обнаружить северо-западный морской проход со стороны Берингова пролива.

Результат: Главная цель не достигнута, но открыты множество островов и атоллов в Тихом океане, изучены побережья Америки и Азии в районе Берингова пролива; обнаружен и описан ископаемый лед.

^{1. Отправление «Рюрика» из Кронштадта // Сын Отечества. 1815. Ч. 23. N 31. С. 219.
2. Voyage pittoresque autour du monde offrant des portraits de sauvages d Ame] [rique, d Asie, d Afrique, et des les du Grand Oce] [an … accompagne] [s de descriptions par M. le baron Cuvier et M. A. de Chamisso… le tout dessine] [ par M. Louis Choris. 1 e] [d. Paris, 1820. 2 e] [d. Paris, 1822.
3. Краткое известие о путешествии лейтенанта Коцебу, начальствовавшего кораблем Рюриком в третьем году его плавания (Извлечение из письма к его родителю) // Московские ведомости. 1818. 25 сентября. N 77. С. 2087.
4. Там же.
5. Там же. С. 134.
6. Краткое известие о путешествии лейтенанта Коцебу. С. 2085-2086 .
7. Kotzebue O. Entdedeckungstreise in die Sdsee und nach der Berings-Strasse zur Entdeckung einer nordstichen Durchfahrt, unternommen in Jahren 1815-1818. Weimar, 1821.
8. Путешествие в Южный океан и Берингов пролив для отыскания Северо-Восточного морского прохода, предпринятое в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах иждивением Его Сиятельства, Господина Государственного Канцлера, Графа Николая Петровича Румянцева на корабле Рюрике под начальством флота лейтенанта Коцебу. СПб., 1821. Ч. 1.
9. Оправдание Г. Коцебу // Сын Отечества. 1822. Ч. 81. NN 4-5. С. 211 — 217.
10. Известия о плавании Рюрика. Письмо Натуралиста сей Экспедиции Г. де Шамиссо к Его Сиятельству Графу Н.П. Румянцеву // Сын Отечества. 1817. Ч. 36. N 9. С. 119.}

Дешевый американский гламурный патриотизм. Часть 7: Храбрые янки против свирепых дикарей

Отважные граждане империи добра несут цивилизацию диким ~~обезъянам~~ людям! Тема сисек есть, но раскрыта слабенько.

Оригинал взят у tipolog в Американский гламурный патриотизм. Часть 7: Храбрые янки против свирепых дикарей
Подборка иллюстраций американских художников для мужских авантюрно-приключенческих журналов 1950-х — 60-х годов

Предыдущая подборка данной серии — Храбрые янки против злобных хищников

Рисунки художника Stanley Borack

Рисунки художника Basil Gogos

Рисунок художника Bruce Minney

Рисунок художницы Clarence Doore

Рисунки художника Gil Cohen

Рисунки художника Морта Кюнстлера (Mort Kunstler)

Рисунок художника Norman Saunders

Рисунок художника Samson Pollen

Рисунок художника Shannon Stirnweis

Рисунки художника Earl Norem

Рисунки неизвестных американских художников

Также смотри по данной теме другие материалы с тегами «США» и «Искусство«

1. Искусство первобытных народов, находящихся на ступени охоты и рыболовства

При исследовании начальной поры искусства тысячелетие может быть рассматриваемо как один день. Современные дикие народы – прямые наследники некогда существовавших доисторических народов. Народоведение высветило некоторые темные стороны доисторической эпохи. Народоведение и изучение доисторического периода разъясняют и дополняют друг друга. Для истории развития искусства изучение доисторического искусства культурных народов, впоследствии достигших совершенства, бывает нередко поучительнее, чем наблюдение художественного творчества диких племен, положение которых – спустились ли они с более высокой ступени или остановились на известной точке – всегда отличается или отсутствием, или, по крайней мере, скудостью развития. Но творчество диких народов дает нам возможность понять многие стороны первоначальной художественной деятельности, которые в доисторическом искусстве навсегда погружены во мрак. Если, например, относительно доисторических народов мы можем только предполагать, что у них наряду с каменными и бронзовыми произведениями искусства существовала богатая резьба по дереву, то увидим наглядное подтверждение этого в деревянных изделиях дикарей; если остатки красных красящих веществ, найденные при раскопке дилувиальных древностей Бретани, позволяют нам догадываться, что доисторические народы употребляли краску для украшения самих себя, то обычай дикарей иллюминировать собственное тело представляется очевидным подтверждением того, что эта традиция – одно из главных проявлений искусства в начальную его пору.

Искусство всех дикарей начинается с украшения собственного тела. Подобно Юсту (Joest), мы отличаем раскрашивание тела и его разрисовку при помощи рубцов от татуировки. При раскрашивании тела на его поверхность наводится краска, которую можно смыть и заменить другой, причем тело покрывается то одним каким-либо цветом, то пестрым узором. Разрисовка при помощи рубцов производится царапаньем на коже каменным ножом или обломком раковины. Повторенные на различных местах тела и притом в виде определенных узоров пластически выступающие бледные рубцы сами по себе образуют украшение. Татуировка состоит из нацарапанных и наколотых рисунков, которые по введении в них просвечивающего сквозь кожу красящего вещества остаются на теле навсегда, не исчезая после того, как воспаленное место заживает. Этим веществом обыкновенно служит порошок древесного угля: просвечивая сквозь кожу, он придает рисунку синий цвет.

Между доисторическим и этнографическим искусством можно до известной степени провести параллель. Искусству дилувиальной каменной эпохи соответствует искусство на той ступени жизни диких племен, когда они являются охотниками, рыболовами, собирателями растений, особенно искусство австралийцев, бушменов и северных полярных народов. Искусство новейшей каменной эпохи продолжает существовать у племен, занимающихся немного земледелием и скотоводством и еще теперь, собственно говоря, принадлежащих каменной эпохе; в данном случае, параллель тем очевиднее, что, как доказывает Ратцель, существует этнологическая и антропологическая связь между этими племенами, а именно между жителями островов Тихого океана, с одной стороны, и американскими индейцами – с другой. С искусством доисторической бронзовой эпохи можно сопоставить искусство дикарей, знакомых с металлами, но употребляющих преимущественно железо, а не бронзу; здесь следует иметь в виду главным образом негров и малайцев, поскольку чуждые им более высокие цивилизации не берут перевеса над их культурой, подобно культуре доисторического гальштатского периода, вторгавшегося не раз в культуру бронзовой эпохи. Разумеется, мы ведем речь не о нынешнем быте первобытных народов, а о том их состоянии, в каком они находились при первом соприкосновении с ними европейцев.

Не перешедшие за ступень охотничества и рыболовства дикари, жившие на крайних северных и южных пределах обитаемых стран земного шара, своим искусством напоминают дилувиальных охотников на мамонта и северного оленя потому, что незнакомы с добыванием и обработкой металлов, с ткацким и гончарным делом, с земледелием и скотоводством; затем, сходство между этими народами, как впервые указал на то Андрее, состоит в том, что, несмотря на всю свою некультурность, они проявляют поразительную способность к рисованию. Одни и те же причины имеют как тут, так и там одни и те же последствия. Глаз, изощрившийся в наблюдении животного мира, и рука охотника, привыкшая попадать в зверя, порождают на ступени начатков всякой культуры верное природе искусство рисования животных. Вообще, несмотря на все сходство проявлений искусства на этой ступени, мы уже здесь видим различия, определяемые климатическими, географическими и этнографическими условиями и упускаемые из виду новейшими воззрениями, но значения которых нельзя не признавать.

Рис. 39. Австралийское, сделанное из раковины, украшение с орнаментом в виде лабиринта. С фотографии

Темнокожие австралийцы украшают себя не татуировкой, а рисунками из рубцов, выступающими на темном фоне в виде светлых полосок. Как тело, так и свою утварь они окрашивают белой глиной, черным древесным углем и желтой охрой. Белые полосы считаются везде праздничной одеждой, белая же окраска, иногда лишенная всяких рисунков, служит выражением печали; красной окраской большинство австралийцев украшает себя, идя на войну, но также наделяет ею своих покойников, отправляющихся в загробный мир.

О зодчестве австралийцев мы говорить не можем. Многим из них жилищами служат еще пещеры и ямы в земле. Другие для защиты себя от ветра и непогоды втыкают в землю несколько древесных ветвей или довольствуются плоскими, напоминающими собой ниши хижинами, смастеренными из хвороста, или же навесами без стен, разводя перед ними огонь.

Большего внимания заслуживает австралийское декоративное искусство: те намалеванные или вырезанные линейные украшения, которыми австралийцы снабжают свое деревянное оружие и утварь. Желобки, образуемые врезанными линиями, заполняются иногда красной или белой, реже черной краской. Часто, но не всегда, следует отличать от этих декоративных узоров знаки, указывающие на принадлежность вещи известному лицу или роду. Переход от языка знаков на жезлах гонцов к орнаменту также не всегда бывает понятен. Круги и части кругов, соединенные на австралийских волшебных брусках продольными и поперечными полосами, как мы имеем полное право подозревать, заключают в себе более глубокий смысл, чем кажется с первого взгляда; то же самое можно сказать и о нацарапанных угловатых лабиринтах линий на австралийских раковинах, употребляемых для прикрытия наготы, какие можно видеть, например, в Дрезденском этнографическом музее (рис. 39). Не подлежит также сомнению, что геометрические узоры, встречающиеся на многих австралийских щитах, метательных досках (воммерах), дубинах для нанесения ударов и для метания (бумерангах), а также на корзинах и циновках, это только украшения. Простые или ритмически размещенные и врезанные параллельные линии, зигзагообразные линии, волнообразные или дугообразные линии, а также узоры, состоящие из наколотых точек и образующие поверхности, похожие на поле шахматной доски, вполне могут быть такого же происхождения, как подобного рода формы доисторической орнаментики, которые мы пытались объяснить выше. Особенность австралийской орнаментики составляет заполнение многих полей параллельной штриховкой, а четырехугольных полей – параллельными четырехугольниками, уменьшающимися в величине по мере приближения к середине поля.

Рис. 40. Австралийский щит. По Гроссе

Некоторые, на первый взгляд, странные, декоративные мотивы австралийской орнаментики, по-видимому отличающиеся свободной, фантастической игрой неправильно извивающихся полос, пятен и геометрических фигур, должны быть рассматриваемы как порожденные наблюдением природы, которое, как мы видели, лежит в основании многих простых линейных узоров. Упомянутые австралийские узоры встречаются чаще всего в раскрашенном виде на внешней стороне щитов Квинсленда: на белом фоне различной формы частью красные, частью желтые пространства, окаймленные черными полосками. На щите, находящемся в Берлинском музее народоведения (рис. 40), мы видим белый фон, на нем красным цветом даны средний рисунок и кресты, прочие же поля – желтые с черной каймой. Подобные щиты, общая окраска которых представляет собой характерно австралийскую гамму цветов и производит великолепное гармоничное впечатление, имеются также в этнографических музеях Мюнхена и Дрездена. Эрнст Гроссе объясняет, что они представляют собой подражание узорчатой коже змей, и если принять во внимание только общее впечатление, то это объяснение покажется тем более вероятным, что австралийская змея Morelia argus fasciolata (рис. 41) покрыта желтыми и бурыми пятнами одинаково строго повторяющейся неправильной формы, обведенными черной каймой на более светлом фоне.

Рис. 41. Кусок шкуры австралийской змеи Morelia argus fasciolata. С натуры

Наряду с линейной и пространственной орнаментикой австралийское искусство прибегает для украшений оружия и утвари к изображению животных и людей. Этот род орнаментики, лишенный стиля, произошел, по-видимому, от употребления символического языка; некоторые племена считают многих животных священными. Это их кобонги (тотемы), их геральдические животные, как назвали бы мы их теперь; поэтому они очень часто бывают нацарапаны на щитах или на наступательном оружии племени, причем окружаются линейными контурами. Человеческие фигуры встречаются в подобном же значении. Но кто в состоянии объяснить, какой смысл имеют, например, грубые фигуры на религиозных метательных брусках, хранящихся в Берлинском музее народоведения, или на метательных досках Дрезденского этнографического музея?

Рис. 42. Австралийский рисунок на стене пещеры. По Грею

Своеобразнее всех этих украшений – сохранившиеся в Австралии начальные опыты монументальной стенной живописи. На стенах пещер и на прибрежных скалах северо-западной, северной и восточной частей этой страны встречаются окрашенные и нацарапанные рисунки, изображающие сцены из жизни людей и животных, отчасти древние, отчасти новейшие. Прежде всего укажем на открытые Греем в конце 1830-х гг. изображения на стенах и потолке трех пещер на Верхнем Гленельге, в Северо-Западной Австралии; это – изображение главным образом людей и кенгуру, намалеванные красной, желтой, черной и отчасти синей красками на белом фоне (рис. 42, 43). Венец лучей вокруг головы человеческой фигуры – очевидно, не более чем головной убор из перьев. Лицо, лишенное рта, напоминает изображения доисторической эпохи (см. рис. 13, 16 и 31). Затем можно указать на многочисленные изображения животных и людей, найденные Стокс в 1840-х гг. на прибрежных скалах острова Депуша, в Северо-Западной Австралии. Эти рисунки внутри своих контуров углублены в красноватый верхний слой камня, причем зеленоватое ядро последнего обнажилось. Некоторые животные, например кенгуру, рыбы с их потомством, водяные птицы, крабы, жуки, изображены сравнительно верно (см. рис. 43), тогда как люди и сцены в лицах менее понятны и ясны. Сюда же относятся описанные в 1879 г. Никольсоном углубленные в утесы на целые дюймы контурные рисунки подобного содержания.

Рис. 43. Кенгуру. Австралийский рисунок на камне. По Стокс

Они найдены в окрестностях Сиднея, на юго-восточном берегу Австралии, некоторые из них существуют, очевидно, не одно столетие. Наконец, к ним принадлежат обнародованные Спенсером и Джилленом рисунки центральных австралийцев, обладавших только каменными ножами и каменными топорами; это написанные на скалах, слегка стилизованные животные, обнаруживающие наклонность превратиться в геометрические фигуры, священные знаки тотемов, которые могут быть приняты за изображения естественных предметов, а также геометрические фигуры, среди которых часто встречаются концентрические круги; все это нарисовано с детской неумелостью и иллюминовано белой, красной, желтой и черной красками.

Первыми ступенями австралийской станковой живописи можно считать рисунки сажей на древесной коре, которые туземцы доводят до замечательного совершенства. Смит (Brough Smyth) издал несколько превосходных изображений такого рода. Разумеется, в этих изображениях, нередко богатых содержанием, заимствованным из жизни дикарей и их сношений с белыми, перспектива совершенно отсутствует точно так же, как и распределение света и теней. Но детали обычно подмечены точно и переданы живо, хотя пальцы на руках или на ногах иногда просчитаны неверно. Где начинается европейское влияние на многие из этих изображений, сказать трудно, но вообще они доказывают, что австралийские туземцы обладают большой прирожденной способностью правдоподобно и смело изображать на плоскости наблюдаемые предметы, особенно местных животных. Животные бывают представлены обычно в профиль, люди – en face. Но это младенческое искусство еще не подчинено никаким правилам, которые были бы созданы самими дикарями: каждый рисовальщик руководствуется собственным вдохновением.

Рис. 44. Бушменский рисунок в пещере близ Гермона. По Андрее

Южноафриканские бушмены, «несчастные дети настоящего времени», как назвал их Фритш, несмотря на более светлый цвет кожи, ни в каком отношении не стоят на более высокой ступени, чем австралийцы, но отличаются от них как цветом тела, так и некоторыми другими особенностями. Национальное оружие этого «самого решительного, одностороннего и ловкого охотничьего племени из всех, нам известных» (Ратцель), – лук и стрелы, отсутствующие у австралийцев. Украшения, среди которых свою роль играют уже цветные стеклянные бусы, а также железные наконечники стрел, бушмены получают от темнокожих соседей, достигших более высокой ступени развития. Вместо рисунков-рубцов, которые не выделялись бы на их светлой коже, они употребляют настоящую татуировку, но проводят при этом лишь ничтожные штрихи и полосы, никогда не образующие настоящих узоров. Постройка хижин дается бушменам еще труднее, чем австралийцам; живут они обычно в пещерах и под навесами скал, в горах, об их геометрических изображениях не приходится говорить, так как декоративное искусство вообще едва ли существует у них. Но при всем том именно у бушменов мы видим самые поразительные примеры изображения животных, какие вообще находим у доисторических и первобытных народов. Их рисунки и живопись на скалах превосходят австралийские размерами, разнообразием и мастерством. «Ни одно племя Южной Африки, вплоть до внутренних частей Центральной Африки, – говорил Голуб, – не дошло до такого искусства обрабатывать камень, какое выказали бушмены. Бушмен разгонял свою скуку резьбой на камне, производя ее при помощи каменных орудий; пользуясь этими же орудиями, он украшал свои крайне незатейливые жилища, доказал свои художественные способности и создал себе памятники, которые просуществуют дольше всего того, что сделали прочие здешние племена». В некоторых местах, где теперь живут или где прежде жили бушмены, на каждом шагу встречаются сделанные ими изображения на глыбах придорожных скал, при входах в пещеры, на крутых стенах утесов, и такие украшенные изображениями пункты простираются приблизительно от мыса Доброй Надежды через всю Капскую колонию далеко за Оранжевую реку. Как и в Австралии, эти изображения иллюминованы красной и желтоватой охровой красками, к которым присоединяются черный и белый цвета; рисунки исполнены на светлом фоне скалы или же выдолблены в контурах на темном утесе более твердым, чем они, камнем. Чаще всего встречаются одиночные фигуры африканских животных, например страусов, слонов, жирафов, носорогов и разных видов антилоп, а также домашних быков и в новейшее время – лошадей и собак. Изображаются также люди, причем фигуры бушменов, кафров и белокожих сохраняют свои характерные черты. Изображения животных встречаются целыми тысячами одно возле другого. Одно и то же животное художник, как бы ради упражнения, воспроизводит несчетное множество раз, причем изображения располагаются рядами; порой, когда дело идет о сценах охоты, борьбы, военных походов и экспедиций за добычей, люди и животные смешиваются на одном и том же рисунке. Наиболее известно обнародованное Андрее изображение, которое скопировал французский миссионер Дитерлен в одной пещере, находящейся в двух километрах от миссионерской станции Гермона (рис. 44): бушмены похитили у кафров их стада быков; стадо угоняют налево, кафры, вооруженные копьями и щитами, бросаются вслед за разбойниками, которые оборачиваются и осыпают свои длинноногих врагов тучей стрел. Как ясно выражена здесь разница между высокорослыми темнокожими кафрами и приземистыми светлокожими бушменами! Как хорошо и верно нарисован бегущий скот! Как прекрасно и живо представлено все происшествие! Но перспективного удаления и распределения света и теней тут столь же мало, как и в рисунках австралийцев. Относительно всех прочих изображений подобного рода, скопированных или привезенных в Европу, мы должны сказать, что сообщения Гутчинсона и Бюттнера о существовании у бушменов перспективных изображений основываются на недоразумении. Отдельные животные, начертанные в виде силуэтов, представляются совсем в профиль (рис. 45). Чтобы убедиться в этом, достаточно тех рисунков, которые, благодаря Голубу, поступили в Венский придворный музей и коллекцию Карлсруе.

Рис. 45. Бушменский рисунок. По Фритшу

Если мы перенесемся из южной части обитаемой земли в более холодные страны, то и в них встретим подобные художественные попытки, хотя и отличающиеся местными и этнографическими особенностями, но выражающие столь же низкую ступень культуры. В Северной Америке область обычаев и искусства эскимосов простирается от Гренландии до Берингова пролива. К этой области с северо-востока примыкает область чукчей, которые, хотя и содержат стада полудиких северных оленей, однако не могут быть отделены от эскимосов, как народ, имеющий свое оригинальное искусство. Норденшильд, лучше других познакомившийся с чукчами, ставит их даже ступенью ниже, чем эскимосов.

Ко всем этим арктическим народам в новейшее время было привезено железо и медь; сами же они, как и раньше, обрабатывают только шкуры, камни, кости, рога северных оленей и моржовые клыки. Ганс Гильдебранд вполне справедливо говорит о них: «Народ, не знающий искусства обработки металлов, все еще находится в положении человека каменной эпохи, хотя и обладает тем или другим металлическим предметом».

Суровый климат, в котором живут эти народы, заставил их превзойти австралийцев и бушменов в умении изготовлять одежду и устраивать жилища. Правда, одежда северных народов состоит исключительно из звериных шкур, но из этих последних они все-таки искусно делают юбки, куртки и штаны. Правда, летние жилища этих народов обыкновенно представляют собой палатки, сделанные из шкур, держащихся на подпорках из плавучего леса и китовых ребер; но на продолжительную зиму большинство эскимосов строит себе куполообразные хижины из снега, состоящие из круглого или овального главного помещения и нескольких окружающих его комнат. Центральные эскимосы на северо-востоке Америки, как сообщает Боас, строят из снега даже обширные хижины, расчлененные на несколько помещений и покрытые куполами, и получают таким образом общественные дома, в которых собираются для совместного пения и игр.

Рис. 46. Коромысло эскимосского сверла с изображением звериных шкур. По Бастиану

Полярные народы, вынужденные закутываться, не особенно заботятся о своем телесном украшении; тем не менее женщины Северной Америки иногда татуируют отдельные части своего тела простыми узорами, состоящими из ритмически и симметрически расположенных точек и штрихов. Но жители севера отнюдь не чужды стремления подходящим и оригинальным образом украшать свои меховые одежды и особенно усердно украшают всякую утварь, изготовляемую из кости допотопных мамонтовых клыков, рогов северного оленя и моржовых клыков. Луки, коромысла буравов, ручки ящиков и ведер, курительные табачные трубки и т. п. предметы у эскимосов, живущих в Северо-Западной Америке (у гренландских эскимосов этого не наблюдается), бывают густо усеяны нацарапанными орнаментами, заполненными черной, реже красной краской и на конце снабжены резными головками животных или подобного рода украшениями. Геометрические линейные узоры встречаются сравнительно редко и не идут, как уже заметил Гроссе, далее простейших мотивов ленты, шва, рубца; между тем как часто изображаемые отдельные и концентрические кружки являются подражанием отчасти бусам, нанизанным на шнурок, отчасти изображениям луны и солнца. Попадаются также концентрические круги, соединенные касательными и производящие впечатление спиралей. Но преобладающие мотивы орнаментики полярных народов опять-таки заимствованы из природы и жизни, особенно из мира северных животных. От простых орнаментальных рядов натянутых кож животных, пасущихся оленей, показывающихся из воды моржей, плывущих одна за другой рыб и ритмических рядов разных подобных животных, к которым иногда присоединяется декоративный ряд, попеременно состоящий из летних палаток и людей, – эта орнаментика переходит к рисункам, похожим на фигурное письмо, прежде всего к картинным повествованиям о жизни северо-западных эскимосов и чукчей. На такого рода картинах представляются шествия на охоту и рыбную ловлю, странствования и домашние работы, торжества и споры. Замечательны ясность и живость, с какими умеют вести свой рассказ эти дети природы, изображающие человеческую голову только в виде черного кружка. Эти наглядные рассказы из жизни, на которые должно смотреть как на передачу истории, нередко бывают очень сложны и, как указано Вальтером Джемсом Гофманом, повторяясь одно возле другого и внешне видоизменяясь, постепенно превращаются в декоративные полосы; вероятно, первоначальное их развитие вообще происходило именно этим путем. Язык человеческих жестов, изображенных графически, тотчас же становится изобразительным письмом, а события, представленные схематически, тотчас же превращаются в украшение. К числу предметов, украшенных простым рядом декоративных мотивов, принадлежат коромысло сверла с повторяющимся рисунком шкуры животного, хранящееся в Берлинском музее народоведения, и эскимосская головная повязка, украшенная рядом пластических тюленьих голов и находящаяся в коллекции Веги, в Стокгольме (рис. 46, 47).

Рис. 47. Эскимосская головная повязка. По Гильдебранду

Рис. 48. Мать и дитя. Резная фигура. По Гильдебранду

Кроме пластических украшений на концах приборов, у эскимосов и чукчей мы находим настоящее изящное искусство в хорошо развитой мелкой скульптуре. В резьбе по кости, клыкам мамонта, оленьим рогам и моржовым зубам полярные народы являются прямыми наследниками палеолитических художников, занимавшихся резьбой на рогах северного оленя, и обитателей пещер Франции. Их человеческие фигуры, как, например, фигура чукчи (рис. 48) из стокгольмской коллекции, очевидно нисколько не художественнее доисторических человеческих статуэток, найденных в горной Франции, но сохранились лучше, а потому на них удобнее видеть ту строгую, по выражению Юлия Ланге, фронтальность, из которой в искусстве диких народов встречается так же мало исключений, как и в искусстве народов доисторических. Пластические фигуры животных бывают схвачены и переданы верно в общих чертах, но в отношении жизненности и художественной обработки уступают лучшим доисторическим произведениям подобного рода. Мы находим у полярных народов пластические изображения почти всех северных животных, главным образом крупных морских млекопитающих, китов, моржей, тюленей всевозможных видов, затем белых медведей, лисиц, водяных птиц; но именно северные олени, столь часто встречающиеся между пластическими изображениями у древнеевропейских охотников на северного оленя и в нацарапанных рисунках полярных народов, почти не попадаются у последних в виде пластических фигур. Вероятно, формы тела этих животных слишком сложны и неуловимы для арктических резчиков. На рис. 49 – лежащий на спине тюлень, найденный у алеутов, коллекция Веги, в Стокгольме. Арктическими резными и нарезными работами богаты Национальный музей в Вашингтоне и Торговый музей в Сан-Франциско, а в Германии – Берлинский музей народоведения и Мюнхенский этнографический музей.

Рис. 49. Тюлень. Произведение алеутской мелкой пластики. По Гильдебранду

Что касается назначения пластических произведений подобного рода, то их считают отчасти приманкой для рыб, отчасти игрушками для детей и взрослых, отчасти украшениями одежды и посуды, отчасти амулетами и предохранительными привесками мистическо-религиозного характера. Нет ничего невозможного и в том, что некоторые маленькие предметы этого рода – не более как продукты свободного стремления к искусству. Вопросом о развитии всего этого эскимосского искусства занимался Гофман. Делаются попытки доказать, что на некоторые орнаменты имели влияние индейцы гайда, на другие – чукчи, на третьи – даже папуасы Торресова пролива; доказано, что и здесь прямолинейные орнаменты выражают более древнюю, а концентрические круги – более позднюю стадию развития. Но, к счастью, и Гофман также признает, что эти концентрические круги не заимствованы у папуасов, имеющих подобные круговидные украшения, а как здесь, так и там и в других странах, возникли самостоятельно.

Вообще мы видим, что искусство всех этих охотничествующих и рыболовствующих народов не чуждо сверхчувственных и символических представлений. Но еще ярче выступает везде его реалистический характер. Оно убеждает нас, что искусство вообще начинается не с символики, а с наблюдения над природой.

Фото Лагеря «дикарей» в Большом Утрише

Питание в отеле

Бассейн

Автостоянка

Интернет Wi-Fi

Работает круглогодично

Баня, сауна

Территория, двор

Спутник/кабель ТВ

Собственный пляж

Детская площадка

Конференц-зал

Проживание с животными

Дети любого возраста

Круглосуточная регистрация

Терминал для оплаты картой

Как современный Робинзон Крузо пытался рассказать дикарям о Христе

Первая встреча

В ноябре 2018 года Джон Чау провел 11 дней в кромешной тьме. Пока циклон обрушивался на Бенгальский залив, Чау заперся в домике в тропиках Порт-Блэра в Индии и не показывал носа на улицу. Двадцатишестилетний американский миссионер надеялся, что организм справится с ОРВИ и он не навредит сентинельцам – племени охотников-собирателей, которых Джон мечтал обратить в христианство. Много столетий сентинельцы живут в изоляции на отдаленном острове в Индийском океане; их организмы так и не выработали антитела для борьбы с инфекциями. Их может полностью истребить даже пустяковая простуда.

Все то время, что Чау провел в карантине, он старательно готовил к нагрузкам тело – отжимался, подтягивался, делал приседания – и душу, проводя дни за чтением молитв и дневников современных американских миссионеров. «Я благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты выбрал меня еще до того, как я был сотворен в чреве матери моей, чтобы стать посланником благих вестей Твоих, – писал Чау в своем дневнике. – Пусть твое Царство, и Сила, и Слава снизойдут на остров Северный Сентинел».

Когда шторм закончился, местная христианская община вывезла Чау к причалу и спрятала в деревянном рыбацком баркасе. Путешествие к крайнему из Андаманских островов началось ночью. Чау писал: «Млечный Путь мерцал высоко над головой, словно сам Господь скрывал нас от лодок береговой охраны и военно-морского флота». Индийское правительство запрещает любые контакты с сентинельцами – чтобы защитить племя от чужаков, а чужаков – от племени.

В половине пятого утра кто-то заметил огни трех костров на берегу Северного Сентинела, и капитан велел бросить якорь вблизи кораллового рифа. Лежа в баркасе, Чау дремал, и у него было странное видение – миссионеру пригрезился метеорит, стремящийся «к страшному городу, опоясанному языками пламени». Потом «город наполнил белый свет, и пламя исчезло». В своем дневнике Чау задавался вопросом: «Господь, тот ли я видел остров, где никто до сих пор не познал Тебя, не слышал имя Твое и не знает силы Твоей?»

На рассвете на берегу стали проступать очертания небольшой хижины, окруженной деревьями. Чау помогли поставить на воду каяк и сгрузить в него два водонепроницаемых контейнера, до краев набитых запасами. Он проплыл десятки метров по направлению к берегу, когда услышал «женскую болтовню». Затем двое темнокожих аборигенов выбежали к пляжу, выкрикивая что-то на языке, доступном лишь сентинельцам. Они сжимали в руках луки.

Сидевший в каяке Чау закричал: «Меня зовут Джон! Я люблю вас, и Иисус любит вас. Иисус Христос благословил меня быть здесь».

Затем, держа в вытянутой руке тунца, он произнес: «У меня есть немного рыбы!» В ответ на это сентинельцы достали бамбуковые стрелы и натянули тетиву. Чау опешил. Он выбросил рыбу в море, развернул каяк и начал грести к рифу «так быстро, как никогда в жизни».

Когда Джон добрался до лодки, его страх обернулся недовольством. Он поклялся, что вернется на остров сегодня же. В самом деле, он ведь планировал это путешествие со школы. Он верил, что его божественное предназначение – спасти заблудшие души острова Сентинел.

Вызов

На первый взгляд у Чау было самое обыкновенное детство. В 1990-х он жил с родителями в пригороде Портленда, играл в футбольной команде и участвовал в благотворительных акциях евангельской церкви. На семейной фотографии изображены улыбающийся пухлолицый мальчишка и его отец, зарабатывающий на жизнь сеансами психотерапии. За кадром – мать, только что устроившаяся на работу в адвокатскую контору. В тот день они вместе прогуливались в национальном парке. Но не эти походы с родителями зародили в Джоне любовь к дикой природе. Как-то, еще во время учебы в начальной школе, он нашел в кабинете отца книгу, вытер пыль с обложки и прочитал: «Робинзон Крузо». Его зацепила история одиночного побега на необитаемый тропический остров.

Когда Чау подрос, он освоил навыки, необходимые для похода в горы неподалеку от Портленда, и получил орден скаута от христианской ассоциации путешественников. Но мальчишкой двигала не только любовь к приключениям. Бродя в одиночестве по болотистым лесам, он изумлялся, «как прекрасен сотворенный Господом мир вокруг нас», подобно ветхозаветным пророкам, которые обрели Бога, странствуя по пустыням.

Как-то, вернувшись домой с каникул, Чау наткнулся на сайт JoshuaProject.net, где опубликован перечень народностей, не познавших учение Христа, и обнаружил в нем сентинельцев. Следом Чау открыл Google Maps, нашел затерянный в океане Северный Сентинел, построил до него маршрут и решил, что обязательно принесет на эту землю благую весть. Его отец Патрик Чау слышал, что Джон считает эту миссию своим призванием. Позже Патрик писал мне: «Я надеялся, что Джон успеет повзрослеть раньше, чем эта фантазия обернется для него бедой».

Остров дьяволов

Андаманские племена, к которым относят сентинельцев, считаются «возможно, самыми загадочными жителями планеты», согласно исследованию группы генетиков, опубликованному в 2003 году. Ученые обнаружили, что эти народности относятся к первой волне переселенцев, добравшихся из Африки в Азию более 50 тысяч лет назад. Если теория верна, выходит, что азиатские племена, освоившие индийские территории позже, истребили существенную часть населения Андаманских островов – за исключением жителей небольшого клочка суши.

В записях римских, арабских и китайских торговцев, датированных II веком н. э., упоминаются андаманские убийцы, которые расправляются с моряками, когда те пришвартовываются у острова в поисках пресной воды. В XIII веке местные жители рассказывали Марко Поло, что «у здешних жителей и головы, и зубы, и глаза собачьи. Злые тут люди; иноземцев, коль поймают, поедают» (правда, каннибализм, приписываемый андаманцам, – скорее, художественная выдумка, нежели правда). Поэтому те, кто знал о сентинельцах, надеялись никогда с ними не повстречаться. До тех пор, пока Британская империя не основала Порт-Блэр, исправительную колонию на острове Чатем в юго-восточном заливе Большого Андамана.

В 1879 году 19-летний офицер из Порт-Блэра Морис Видал Портман был назначен ответственным за работу с андаманскими племенами и вскоре возглавил экспедицию на остров Сентинел. Сначала он и его солдаты исследовали джунгли, то и дело натыкаясь на «очищенные пустыри посреди леса» и «пышные рощи индийской мушмулы». В конце концов им удалось обнаружить покинутые ветхие жилища и груду разбросанных перед ними панцирей черепах, клыков диких свиней и рыбьих костей – как доказательство того, что на острове живут люди. Но Портмана это не устроило.

После того как остров размером с Манхэттен был осмотрен еще несколько раз, чужаки наткнулись на сентинельца с женой и ребенком. Старика схватили до того, как он достал лук, и вместе с семьей и еще парой ребятишек увезли в Порт-Блэр, где Портман приказал держать их в своем доме (каждый день он врывался в комнату с фотоаппаратом, чтобы запечатлеть обнаженных туземцев). Старик и его жена вскоре начали хворать и умерли, а оставшихся детей Портман снова отвез на остров, наградив их подарками и, возможно, инфекциями. «Экспедиция оказалась провальной, – писал Портман в своих дневниках. – Кажется, мы только усилили их страх перед цивилизацией. Было бы разумнее оставить островитян в покое».

1991 год, индийские антропологи раздают сентинельцам кокосы. Через несколько минут ученых, попытавшихся выйти на сушу, навсегда прогонят с острова.

В марте 1974 года на Сентинел приплыла группа индийских антропологов, окруженная полицейскими судами. «Мы друзья! – кричали ученые, выбрасывая за борт подарочные кокосы. – Мы пришли с миром!» В сохранившейся видеозаписи этой встречи видно, как с небес в их сторону летит рой бамбуковых стрел с металлическими наконечниками, бьющихся о лодки и утопающих в воде.

В 1981 году грузовое судно из Панамы село на мель у берегов Сентинела. Спустя пару дней моряки заметили на суше 50 обнаженных «первобытных мужчин и женщин», которые размахивали луками и стрелами. В журнале The American Scholar описано, что команда корабля связалась по рации с судоходной компанией в Гонконге, попросив сбросить им с самолета пистолеты.

«Они опасались, что ночью корабль захватят туземцы. Сохранность жизней всех членов экипажа была под угрозой».

Моряков спас американский пилот Роберт Фоне, выполнявший задание в этом районе, – на закате при сильном ветре он приземлился на палубу и вывез 30 моряков и одну собаку.

В последний раз на связь с сентинельцами выходили в 2006 году – когда двое подвыпивших индийских рыбаков сбились с курса и причалили к острову. Из браконьерского судна, стоявшего неподалеку от кораллового рифа, было видно, как «островитяне зарубили рыбаков топором, который, по всей видимости, использовали в магических обрядах». Когда на остров прилетел вертолет расследовать гибель людей, лучники стали его обстреливать, а ветер, поднявшийся на пляже, обнажил перед следователями два тела, погребенные под тонким слоем песка. Как сообщается, вскоре трупы были выкопаны и, словно чучела, прибиты к бамбуковым палкам. Их лица были обращены к морю.

План

Джон Чау расписал план из 27 пунктов, согласно которому он собирался действовать на острове. Миссионер поделился им с приятелями незадолго до отправления на Сентинел. В разделе «Первый контакт» Чау писал, что преодолеть недоверие сентинельцев можно при помощи подарков, а затем, когда островитяне сложат оружие, «рисунками на песке или фотографиями сообщить им, что я хочу остаться на острове». Как только Чау освоит язык и племенные традиции, пояснял он в разделе «Долгосрочный контакт», он постарается «перевести истории из Евангелия, которые могут быть положительно восприняты в рамках островной культуры». Он собирался найти и обратить в веру самых влиятельных жителей острова, чтобы остальные начали равняться на них, и в итоге Джон Чау возглавит первую туземную церковь. Кроме того, он намеревался выбрать несколько самых благочестивых сентинельцев и отправить их с миссией в племя джарава (коренной народ Андаманских островов. – Прим. GQ). «После того как племенем будет освоено Священное Писание», Чау думал отправиться на байдарке или каяке обратно в Порт-Блэр. «Но если мой уход разозлит жителей Сентинела, я теоретически мог бы провести на этом острове всю оставшуюся жизнь».

Библейский щит

«Мне было довольно страшно, но еще больше я был разочарован тем, что они прогнали меня», – записал Чау в свой дневник, вернувшись в лодку после первого контакта с племенем. Перекусив только что выловленной рыбой, рисом и бобовым пюре, он медленно погреб вверх по течению на каяке. Скрывшись из поля зрения островитян, Чау спрятал в рифе один из своих контейнеров с припасами – на случай, если племя разрешит ему остаться на Сентинеле. Затем он вернулся к баркасу, переложил в каяк непромокаемую Библию и еще один контейнер («набор для встречи с племенем», включавший медицинские щипцы, на случай если придется вынимать из себя стрелы, и повязку на грудь). После этого Чау снова поплыл к острову.

Приблизившись к пляжу, миссионер услышал крики и звук барабанов. Шестеро сентинельцев, стоявших на берегу, вопили, глядя ему в глаза, пока над ними, на небольшом выступе в скале, стоял мужчина с короной из цветов. Вскоре двое мужчин убрали луки и стрелы, вынесли из джунглей весла и простенькую деревянную лодку и поплыли по направлению к Чау. Он бросил рыбу и попытался удрать. Туземцы свернули за «подарком». Чау заметил, как меняются лица оставшихся на острове сентинельцев – теперь они улыбались, поэтому он решил рискнуть и подплыть ближе. Ни у кого из племени не было оружия – за исключением маленького мальчика с луком. Чау стал махать руками, безуспешно призывая мальчишку бросить оружие. Ветер выталкивал каяк Чау на мель. Обернувшись, он увидел, как за ним следует лодка туземцев, отрезая любую попытку смыться с острова. Чау бросил одно весло в направлении преследователей, но тут он заметил высеченный из бамбука ножик в руке одного из них. Мальчик с луком вошел в воду, натягивая тетиву.

Чау решил, что на этом все кончено. Он сошел на берег, осторожно ступая по мокрому песку, и стал читать Священное Писание.

И тут события стали развиваться невероятно быстро. Двое туземцев схватили каяк Чау и убежали с ним в джунгли. Мальчишка неожиданно выстрелил из лука. Чудесным образом стрела попала в Библию, которую держал в руках Джон. Чау обхватил стрелу рукой и почувствовал острый наконечник, похожий на гвоздь. Он сделал шаг назад, спотыкаясь и вопя. Сентинельцы не стали за ним гнаться. В панике Чау проплыл почти полтора километра по направлению к баркасу, будучи уверенным, что его преследуют аборигены. Вернувшись на борт, Джон написал в дневнике: «Я благодарен тебе, Всевышний, за то, что у меня все еще есть Слово Твое». Чау стоял перед серьезным выбором. «Это странно… Да нет же, это нормально – бояться этих людей», – криво и неразборчиво вписывал он в тетрадь. «Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ! Но разумно ли мне уплывать отсюда, позволяя кому-то другому знакомить этот народ с Господом?»

Вместо преступления

Солнце отражалось в воде. Чау молился. Любой другой уже попросил бы рыбаков вернуться в Порт-Блэр, но только не он. Чау был уверен, что сентинельцы обитают «в последнем прибежище дьявола» и обречены на адские муки, если он не подарит им спасение. Он не знал большего акта любви, чем рискнуть собственной жизнью, чтобы спасти других от мук. Из воспоминаний главы полиции индийского города Патна следует, что Чау воспринял стрелу, пронзившую Библию, как знак свыше. «Рыбаки говорили, что он был уверен: ничего хуже не произойдет».

Чау знал, что может погибнуть, если вернется на Сентинел снова, но был готов к этому. Как писал Джим Эллиот, который был кумиром Чау, «миссионер не глупец, если отдает то, что не может удержать, взамен того, что не сможет потерять». Как и многие проповедники, Чау рос, восхищаясь историями Эллиота, чье учение в 1950-х вдохновило тысячи его коллег по всему миру. Удивительно, как все случившееся с Чау напоминает жизнь Эллиота. Они росли за сотню километров друг от друга, пешком добирались до одних и тех же городов, взбирались на одни и те же горы и, будучи подростками, решили, что смысл их жизни – обратить в веру древний народ. Вскоре после выпуска из колледжа Эллиот был заколот племенем аука в Эквадоре, но через пару лет его жене удалось познакомить со Священным Писанием дикарей, разделавшихся с ее мужем.

Вероятно, Чау считал возможную смерть от рук сентинельцев продолжением мученической традиции Эллиота и Иисуса Христа. Но умирать он, кажется, не собирался.

«Я могу прямо сказать, что Джон не был миссионером-самоубийцей, – говорил Джимми Шоу, в университете преподававший Чау историю миссионерства. – Он был верующим человеком и чувствовал, что ему судьбой предрешено разделить Евангелие с теми, у кого никогда не будет возможности изучить писание самостоятельно. И эта игра стоила свеч». План миссии, которым Чау поделился с приятелями, включал пункт «Возвращение». А незадолго до 11-дневного карантина Джон сказал своей подруге, что хочет создать семью. «Если Богу будет угодно».

Каких бы задач в действительности ни ставил перед собой Чау, вечером, сидя в рыбацком баркасе, он написал в дневнике: «Господь, да будет воля Твоя. Если Ты желаешь, чтобы меня подстрелили и убили, – да будет так. Я считаю, что живым могу принести людям куда больше пользы, чем мертвым. Но я вверяю себя в руки Твои, Господи».

Наблюдая за заходом солнца, Чау расплакался. «Это последний закат, который я увижу перед тем, как направиться туда, где солнце светит вечно». Он писал, что скучает по своей семье, друзьям и прогулкам в парках. В эти минуты он больше всего хотел поговорить с кем-нибудь из близких. Записи того дня кончаются фразой: «Абсолютная любовь прогоняет страх. Господи, наполни меня своей абсолютной любовью к этому народу!»

Проснувшись на следующий день, Джон написал: «Я всем сердцем надеюсь, что это не последние мои заметки. Но если это так, то слава Богу». Он разделся до черных трусов, чтобы не смущать обнаженных сентинельцев, и направился к берегу.

В это время баркас ушел в море – в точности как того хотел Джон. Питер В., миссионер, с которым Чау общался, пока путешествовал по Южной Африке, сказал, что племя джарава когда-то не тронуло миссионеров, потому что те добрались на остров вплавь – так что от лодки следовало избавиться. Кроме того, Чау очень не хотел, чтобы рыбаки видели, как его убивают. В судне остался дневник Джона и две записки, которые он адресовал родителям и другу. «Мне кажется, я могу не вернуться», – признавался Чау. Но он не унывал. «Братишка, мы точно еще увидимся. Ты только помни: победил тот, кто первый добрался до рая».

На следующий день рыбаки вернулись к острову. Они медленно проплывали вдоль побережья, стараясь отыскать следы Джона.

Наконец они заметили что-то на пляже. Они присмотрелись. Это было тело белого человека, одетого в черные трусы. Его тащил за собой сентинелец, затянув веревку вокруг тонкой шеи мертвеца.

Последний герой

Я собирал информацию для этого текста несколько месяцев, но не нашел ни одного доказательства того, что Чау хоть раз сомневался в своем решении ехать на остров. Его уверенность в божественном промысле была такой абсолютной, что он готов был расстаться с жизнью или убить сентинельцев (доктора заявили, что 11-дневный карантин не имел смысла).

Нам точно неизвестно, что случилось с Чау на Сентинеле. Индийский антрополог по фамилии Чоттопаддхай предположил, что аборигены не собирались убивать Джона. Вероятно, когда он выходил из моря, они кричали ему и подавали сигналы руками, опасаясь, что тот «пришел, чтобы их поработить». Он добавил: «Сентинельцы изо всех сил стараются не совершать преступлений. Но мало кто понимает психологию их поведения». Поэтому, когда Чау вышел на сушу, племя набросилось на него.

Опытные охотники не привыкли убивать своих жертв слишком быстро. Сентинельцы не стали целиться бамбуковыми стрелами в мозг или сердце Джона, спрятанные за толстым слоем его черепной коробки и грудной клетки. Сентинельцы выбрали другую мишень – его кишки. А после того как Чау упал на землю, закололи его острыми копьями.

В записке, адресованной родителям, братьям и сестрам перед самым заплывом на остров, Чау написал: «Ребята, вы точно решите, что я чокнулся. Но я правда уверен, что оно того стоит! Я расскажу этим людям об Иисусе! Пожалуйста, дорогие мои, не сердитесь на этих людей, если они решат меня убить». Его постскриптум гласил: «Я вас всех, конечно же, очень люблю. Но я молюсь Господу, чтобы никто из вас никого не любил в этом мире больше, чем Христа». Подпись этого письма выглядит странно. Это были не инициалы Чау. Написано там было следующее: «Ваш И. Х».

Вероятно, вам также будет интересно:

Отправляйтесь в места съемок «Игры престолов»

10 советов тем, кто отправляется в Перу

Как провести командировку в Сеуле

Чем заняться и что посмотреть в Мехико?

Фото: T N Pandit; иллюстрации: Mitt Roshin

Часто проверяете почту? Пусть там будет что-то интересное от нас.

«рас» в тексте и изображениях в литературе о путешествиях по Южным морям

НЕПРИЯТНЫЕ СРАВНЕНИЯ

JR Forster

«В основном мы наблюдали две большие группы людей в

Южных морях; еще одну красивую, с хорошими конечностями ,

спортивного роста, хорошего роста и доброго доброжелательного характера;

другой, более черный, волосы только начинают становиться

пушистые и жесткие, тело более стройное и низкое, и

их характер, если возможно более бойкий [= ‘энергичный’],

, хотя и несколько недоверчивый…. Каждая из двух вышеупомянутых

человеческих рас снова делится на несколько разновидностей:

, которые образуют градации по направлению к другой расе; Итак,

, что мы находим некоторые представители первой расы почти такими же черными, а

тонкими, как некоторые представители второй; и в этой второй гонке

есть несколько сильных, атлетичных фигур, которые могут почти соперничать с

первой «(1996: 153-4, мой курсив)

» [«весьма вероятно», что] два разных племени ,

, которого мы нашли в Южном море… [являются] потомками

двух разных человеческих рас … [П] пять рас,

, которые я перечислил как принадлежащие к первому племени [то есть

«полинезийцев» д’Юрвиля], действительно являются произошли от

той же первоначальной нации; потому что все они говорят на языке, который

имеет … великое и поразительное сходство …. Поэтому я не мог больше сомневаться в том, что

[пять наций] все

произошли от одного и того же изначального корня … [Мы] имеем

только для того, чтобы доказать, что другие нации принадлежат к другой расе

, отличной от той, которой первые разновидности обязаны своим происхождением

; и это очень легко доказать…. их

языков, которые не только полностью отличаются от

вышеупомянутого общего языка, но также

отличны друг от друга: так что можно … сказать, что

они произошли от стольких разных наций,

, если бы не было неправильным их размножать без необходимости

, и поскольку они действительно имеют некоторое сходство в

их обычаях, цвете, форме и телосложении «(1996:

184-5, мой акцент )

Дюмон д’Юрвиль

«Среди множества разновидностей человечества, которые

населяют разнообразные острова Океании, каждый без исключения

путешественник подал сигнал о двух очень разных

друг от друга; и многочисленные и

существенных черт, которые их характеризуют, как моральные, так и физические

, несомненно, требуют, чтобы один

считал их принадлежащими к двум различным расам.

Одна из этих рас [«полинезийцы» и

«микронезийцы»] предлагает мужчин среднего роста,

более или менее светлого, оливково-желтого цвета, с

гладкими волосами, обычно коричневыми или черными, представляющими

довольно правильной формы, конечности пропорциональны; один

находит их обычно объединенными в национальные органы, а

иногда — в значительные монархии. Более того,

эта раса предлагает почти столько же разнообразных нюансов, как

белая раса, населяющая Европу…

Другая раса [«меланезийцы»] состоит из мужчин

очень темного цвета, часто сажистого, иногда

почти такого же черного, как у кафров, с курчавыми,

вьющимися, пушистыми, но редко шерстяные волосы с неприятными

чертами неправильной формы, а конечности

часто тонкие и деформированные. Эти люди живут в более или менее

многочисленных племенах или народах, но они почти никогда не образуют общенациональную единицу, и их институты никогда не достигают той степени совершенства, которую иногда можно заметить среди людей медной расы.

Тем не менее, чернокожие Океании предлагают по своему окрасу, форме и особенностям

столько же разновидностей, сколько можно

наблюдать среди многочисленных народов, населяющих

Африканский континент и составляющих эфиопскую расу

«( 1832: 2-3, исходный курсив, мой курсив)

Таблица 1: Дж. Р. Форстер и Дюмон д’Юрвиль о человеческих «разновидностях» / «расах» / «нациях» в

Тихом океане

Текстовые отрывки взяты в Таблица 1 напрямую сопоставима (Thomas 1989: 29-

31).Оба взяты из рефлексивных текстов после путешествия, обобщающих и этнологических по замыслу.

Эссенциальные «разновидности», «расы» или «нации», к которым они относятся, были классифицированы и

названы д’Юрвилем (см. Таблицу 1). Его номенклатура была впоследствии овеществлена и нормализована,

по Горацио Хейлу, филологу и этнологу американской исследовательской экспедиции в Тихий океан

в 1838-42 гг. (1846: 3; см. Также Эрскин 1853: 2, 5). Д’Юрвиль включил австралийских аборигенов в свою «меланезийскую» категорию в

, тогда как Форстер, который знал аборигенов только понаслышке, явно

Мэриэнн Л.Miller — искусство во время дикарей — сбор слов

Мой процесс гравюры эволюционировал от издания к созданию уникальных композиций с использованием монотипии, сериграфии, почуара (трафарета), тиснения и коллажа. Это позволило мне расширить свой визуальный словарный запас за счет широкого предложения форм, линий и цветов. На меня повлияли Марк Ротко, Жан-Мишель Баския, Хелен Франкенталер и Сай Твомбли. Я работаю над несколькими произведениями одновременно, создавая серию, которая читается вместе, как строки в визуальном стихотворении.

«Искусство во времена дикарей» — это настойчивое стремление творить искусство на варварском политическом фоне, когда раскрываются истинные дикари в наших обществах. В этой серии девять отпечатков размером 10 x 14 дюймов на бумаге Rives BFK. Общий размер массива 31 x 43 дюйма в отдельных рамах под оргстеклом (без границ).

Пример изображения 1 из книги Мэриэнн Л. Миллер «Искусство во времена дикарей». Абстрактный принт в оттенках синего, желтого, красного, зеленого, белого и черного на голубом фоне.

Искусство во времена дикарей *

(послушать аудио исполнителя, читающего свое стихотворение)

Ваш браузер не поддерживает аудио элементы.

Вдоль границы все рисунки
сняты не один слева
, чтобы указать направление для наших ног.
Мы могли бы знать дорогу, если бы у нас было
крыльев, которые распространились бы над сияющим
завитком воды.
Неизвестность отбросила
нас от ребенка Фриды.
Не иди сюда
колыбельные — это пауки в постели.
Они планируют стереть нас с лица земли
, прежде чем мы сможем создавать безумное искусство
в мире шакалов.
Наш скребок должен иметь значение.
он звучит, как
зеленый мак, рассыпающий дым.

Пример изображения 2 из книги Мэриэнн Л. Миллер «Искусство во времена дикарей». Абстрактная картина человеческой фигуры в оттенках красного, оранжевого, коричневого и зеленого на светло-коричневом фоне.

* Ранее опубликовано в Ovunque Siamo (декабрь 2018 г.)

Примечание редактора : Прочитайте больше стихов Мэриэнн в этом выпуске Wordgathering .

О художнике

МэриЭнн Л. Миллер является автором книги Cures for Hysteria (Finishing Line Press, 2018). Она дважды была номинирована на премию Pushcart Prize. Ее стихи, рецензии на книги или эссе публиковались в Mom Egg Review, Wild River Review, Presence Journal, Ovanque Siamo, Stillwater Review, Wordgathering, Kaleidoscope, Passager, The International Review of African America Art и в других изданиях . Миллер — координатор Поэзии Симпозиума Книжного Искусства в Нью-Джерси.Она издает книги художников в ручном переплете через свою печатную машину: www.luciapress.com .

Вернуться к искусству | Вернуться к тому 13, выпуску 4 — декабрь 2019 г.

Аудиокнига недоступна | Audible.com

Evvie Drake: начало более
Роман
От: Линда Холмс
Рассказал: Джулия Уилан, Линда Холмс
Продолжительность: 9 часов 6 минут
Несокращенный

В сонном приморском городке в штате Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом почти через год после гибели ее мужа в автокатастрофе.Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, а Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих худших кошмарах, называют «ура»: он больше не может бросать прямо и, что еще хуже, он не может понять почему.

3 из 5 звезд
Что-то заставляло меня слушать….
От Каролина Девушка на 10-12-19

Образ индейца, преображенная природа, TeacherServe®, Национальный гуманитарный центр

Американские индейцы: образ индейца

Учебник для начальной школы начала двадцатого века спрашивал учеников о том, насколько они усвоили урок, посвященный американским индейцам. Это было время твердой уверенности в превосходстве цивилизации над «дикостью». «В чем три отличия индейцев от белых людей», — спрашивалось в школьном тексте, — и «Что белые люди думают об индейцах?» Судя по связанным вопросам, правильным ответом было то, что индейцы странные :

Что было одним из самых странных поступков индейцев?
В какие странные вещи верили индейцы в отношении духов?
Какие странные вещи делали индейцы, чтобы изгнать злых духов?

Сегодня трудно даже говорить о расовых стереотипах, которые когда-то так уверенно предполагались.Стереотипы как предмет для изучения могут быть историческими, но эмоции, которые они вызывают, в высшей степени актуальны.

Используем ли мы такие термины, как образ, стереотип или конструкция, мы говорим об одном и том же: об идеях о конкретной группе, которые служат для характеристики всех людей в этой группе. Определенные идеи закрепляются в качестве фундаментальных, и практическое правило состоит в том, что такие идеи неизменно корыстны — они продвигают интересы группы, которая их поддерживает, и формируют реальность, в соответствии с которой эта группа действует.

Сегодня известно, что идея об американском индейце была исторически значимой. Он сформировал взгляды тех, кто в XIX веке определял политику Индии. Индийская политика — будь то изгнание восточных племен в 1830-е годы, изоляционизм резерваций с 1850-х годов или выделение земель резервации и ассимиляция в 1880-е годы — не может быть понята без осознания стоящих за ней идей. Литература и изобразительное искусство служат путеводителем по предположениям девятнадцатого века об индейцах.

Традиционно индейцы делились на два «типа»: благородные и неблагородные дикари. Индийская женщина была либо принцессой, либо работницей, индийский мужчина — замечательным храбрецом или жестоким воином. Эти почтенные образы, восходящие к самым ранним контактам европейцев с американскими коренными жителями, нашли свое самое влиятельное литературное выражение в романе Джеймса Фенимора Купера 1826 года « Последний из могикан» . Купер олицетворял добро и зло по племенам и индивидуумам — благородного делавара Ункаса и его отца Чингачгука, злых гуронов Магуа и его «кровожадных адских гончих».Продолжительное влияние? Учащимся может быть предложено посмотреть фильм Дэниела Дэй-Льюиса 1992 года « Последний из могикан» — очень свободную адаптацию романа Купера. А еще лучше, пусть они посмотрят Танцы с волками . Он получил премию Оскар за лучший фильм в 1990 году и был любимцем публики. Помимо симпатичного белого героя, подобного Натти Бамппо из собственного сочинения Купера, он резко контрастирует с «хорошими» индейцами (такими благородными лакотами) и «плохими» индейцами (злодейскими пауни, с их стрижками и краской на лице, заставляющими их выглядеть как неистовствующие английские «панки»).

Резкий контраст между благородным и низменным дикарем затемняет их общий знаменатель: жестокость . Дикость относилась к состоянию общественного развития ниже уровня цивилизации и, по некоторым расчетам, ниже промежуточной ступени, к варварству. Поскольку жестокость была ниже цивилизации, рассуждали так; дикарь по своей природе уступает цивилизованному человеку. Благородным дикарем можно было восхищаться за некоторые грубые добродетели, а низменного дикаря осуждать как жестокого и кровожадного, но судьба каждого была одинаковой.Со временем и то, и другое исчезнет с лица земли, поскольку цивилизация в соответствии с универсальным законом прогресса вытеснит дикость. Финал Dances with Wolves отражает это чувство, поскольку замечательную культуру, не знающую неумолимой судьбы, вот-вот сметет более прогрессивная, но менее достойная восхищения.

Унесено. Такова была теория Исчезнувшего американца. Он не давал долгосрочной надежды индейцам, благородным или неблагородным, , если они не могли быть цивилизованными .К сожалению, многие американцы в первой половине девятнадцатого века пришли к выводу, что они не могут. Когда цивилизация столкнулась с жестокостью, действовал другой закон, закон пороков и добродетелей. Рассуждали, что, столкнувшись с белой цивилизацией, индейцы утратили свои дикие добродетели — независимость, гостеприимство, храбрость, — сохранив только свои дикие пороки; что еще хуже, они добавили к этой смеси пороки цивилизации, игнорируя достоинства цивилизации. Эта смертельная комбинация диких и цивилизованных пороков привела к исчезновению индейцев.

Художник Джордж Кэтлин (1796–1872), основавший всю свою коллекцию работ — в том числе более 500 картин 1830-х годов и несколько книг, рассказывающих о своих путешествиях — на теории Исчезающего американца, дал яркое описание этого процесса в работа:

Путешествуя по необъятным регионам Classic West , разум филантропа до краев наполнен чувствами восхищения; но чтобы добраться до этой страны, человек должен спуститься из света и сияния цивилизованной атмосферы через различные уровни цивилизации, которые постепенно опускаются до самых прискорбных пороков и тьмы на наших границах; отсюда через самые жалкие страдания и жалость дикой деградации, где гений естественной свободы и независимости были взорваны и уничтожены отравляющими пороками и распадами цивилизованного общества.Через эту темную и затонувшую юдоль убогости человек спешит, как через чуму, пока он постепенно снова не поднимается в гордое и героическое изящество дикаря, в состоянии чистой и первозданной природы, вне досягаемости цивилизованного заражения … Даже здесь, преобладающие страсти дикой груди, предательства и жестокости, часто встречаются, но сдерживаются и часто подчиняются благороднейшими чертами чести и великодушия, — раса людей, которые живут и наслаждаются жизнью, ее роскошью и практикой. его достоинства, выходящие далеко за рамки обычных оценок мира … От первых поселений на нашем атлантическом побережье до наших дней, проклятие этого взрывного рубежа регулярно сжимало их, от северных до южных оконечностей нашей страны , и, как огонь в горе, который уничтожает все, где он проходит, он уничтожил и погрузил их и все, кроме их имен, в забвение, где бы он ни путешествовал.

Pigeon’s Egg Head (The Light) идет в
и возвращается из Вашингтона
Предоставлено Смитсоновским институтом американского искусства Алкоголь символизировал роковой обмен: он превратил некогда благородных дикарей в «бедных, деградированных и униженных образцов, которые можно увидеть только в наши границы ». Сопротивление было бесполезным. Если индейцы примут неизбежное и примут цивилизацию, они будут уничтожены ее пороками; если они будут сопротивляться цивилизации и пойдут на войну, они будут уничтожены ее мечом мести.

Не все согласились с таким мрачным прогнозом. Миссионеры всегда отвергали идею расы, созданной для вымирания, и настаивали на том, что замена плохого примера хорошим приведет к тому, что индейцы с благодарностью примут добродетели цивилизации и отвергнут ее пороки. Даже Катлин питал надежду. «Защитная ветвь правительства, — настаивал он, — может легко защитить их от пороков и приучить их (если необходимо) добродетелями». Тем не менее, популярное мнение, как и его собственное, склонялось к идее исчезающей расы.«Эта дикая, но благородная и несчастная раса быстро вымирает», — написала передовая статья в нью-йоркской газете 1837 г .:

Они быстро погружаются в поток забвения, и вскоре от них не останется ничего, кроме памяти об их прошлом существовании и славе. Где теперь потомки Поухэттена, отца Покахонтас, или Тамененда и Понтиака? Увы! Они стерты с лица земли или поглощены остатками других племен.

Наука подкрепила популярное понимание индейцев.В середине девятнадцатого века полигенез — теория множественного создания человеческих «типов» — обеспечил расовое объяснение постоянных различий в расовых возможностях, тем самым укрепив представления о несовместимости дикости и цивилизации. Однако полигенез вступил в противоречие с религиозной ортодоксальностью, отрицавшей раздельное создание рас. Все люди разделяли врожденную способность к совершенствованию; ни одна раса не предназначалась для исчезновения . Позже теоретики эволюции, выдвигая аргументы в пользу выживания наиболее приспособленных, вновь поверили в традицию Исчезнувшего индейца, поскольку в борьбе за выживание должны быть не только победители, но и проигравшие.

[Титульная страница] Colton’s
American Atlas
JH Colton, New York, 1855.

Изображения / описания предоставлены
RareMaps.com — Барри Лоуренс
Ruderman Antique Maps Inc. Художники после Кэтлина также обожали эту тему. Один популярный мотив изображал авангард цивилизации, рассеивающий индейцев и диких животных перед его непреодолимым наступлением; другой поместил индейцев на утес, с меланхолической покорностью глядя вниз на процветающую цивилизацию внизу. Прогресс сделал их изгоями на своей земле.Что касается контрастирующих образов благородного и неблагородного дикаря, экспансия сделала первый чем-то вроде восточной монополии, второй — западной, а Исчезающий американец поглотил и то, и другое.

The Course of Empire ,
from Harper’s New Monthly
Magazine , июнь 1867.
Предоставлено Корнельским университетом Таким образом, в конце девятнадцатого века индийские образы характеризовались двойственностью. В долгой борьбе за господство над континентом образ кровавого дикаря всегда сопровождался сожалением, вызванным уходом благородного дикаря.Однако после того, как пограничный момент закончился, американцы могли смотреть на свои коренные народы с сентиментальным сожалением. От прославления героических белых пионеров, «завоевавших Запад», до оплакивания проигравших, которые после того, как сопротивление прекратилось, стали ярким символом цены прогресса. Джеймс Эрл Фрейзер в 1894 году воплотил народные настроения в скульптуру, которая неизменно привлекает внимание. Конец тропы показывает конного индейца с равнин с опущенной головой, опущенными плечами и копьем, направленным в землю, смирившимся со своей судьбой, которая была судьбой его расы.Это было наследие девятнадцатого века двадцатому, слияние благородного дикаря с Исчезающим американцем, чтобы создать вневременного индейца, символизирующего прошлое, уже уходящее в чистую ностальгию.

Ведущее обсуждение студентов

Расовые стереотипы — это минное поле, и использование его для обсуждения в классе требует тщательно продуманной стратегии. Правда в том, что студенты часто нетерпеливы по отношению к прошлому. Они не могут понять, почему люди «тогда» все сделали так неправильно, и склонны осуждать их, а не пытаться выполнить более сложную — и, как мы, историки, думаем, более полезную! — задачу понять, почему люди были такими, какими они были. , и почему они думали именно так.

Чтобы обсудить исторические стереотипы, вы должны познакомить с ними студентов. Это рискует прослыть пропагандой. В самом деле, поднимая что-то исторически неприятное, вы можете нести ответственность за возникшие в результате неприятности — этого бы не было, если бы вы не упомянули об этом! Внедрив стереотипы, вам остается разобраться с ними. Прямое осуждение легко, поскольку оно соответствует тому, что уже думают студенты. Все, что сложнее, сопряжено с еще большим риском.

Позвольте мне (буквально!) Проиллюстрировать проблему. Вы хотите поговорить о стереотипах афроамериканцев и американских индейцев, поэтому вы показываете своему классу мультфильм, на котором афроамериканец ест арбуз, и фотографию индейца из магазина сигар. Если ваша точка зрения просто состоит в том, что эти изображения доказывают невежество евроамериканцев в прошлом, то у вас не будет споров. Если вы вводите одни и те же изображения, чтобы исследовать основные ценности общества, которое считало их приемлемыми, вы вызываете споры. Почему евроамериканцы считали афроамериканцев раболепными, а американских индейцев — стойкими свободными людьми? А с какой целью? Что использовало у евроамериканского большинства для каждой гонки? Конечно, труд одного, а другого — земля. Как эти разные способы использования могут формировать стереотипы? Короче говоря, чему могут научить нас стереотипы, которые сделают их ценными в классе? Что они могут сказать нам помимо очевидного?

Студенты могут остаться неубедительными. Когда дело доходит до такого деликатного вопроса, как этнические стереотипы, проще отвергнуть прошлые убеждения как расистские.Что тут еще можно сказать? Зачем изучать отношения другой эпохи, если по нашим сегодняшним стандартам они были плачевными?

Ответ находится в этом квалификаторе — « по нашим стандартам сегодня ». Важно признать, что в прошлом люди были так же уверены в обоснованности своих взглядов, как и мы в своих собственных. В основе их действий лежала и моральная уверенность. Отнюдь не нелогичные, они, судя по их мнению, были вполне логичными! И это хорошая отправная точка для обсуждения.Говоря о прошлых ценностях, следует побуждать учащихся исследовать свои собственные ценности. Как формируются отношения? Как мы узнаем то, что знаем? Как опыт влияет на наши взгляды? Более того — и это самое трудное — нужно дать учащимся задачу понять, что их самые сокровенные убеждения однажды тоже станут частью истории. Еще не родившиеся люди будут изучать нас и анализировать наши ценности — и они могут просто обнаружить, что мы хотим.

История не должна заставлять нас чувствовать превосходство, она должна нас наказывать.Прошлое описывалось как чужая страна. Мы должны посетить его непредвзято и со всем уважением к его обычаям, стремясь учиться, а не просто судить. Таким образом, Брайан Ле Бо, описывая суды над салемскими ведьмами, напоминает нам, что «жители Новой Англии семнадцатого века верили в колдовство не потому, что они были пуританами, а потому, что они были людьми своего времени». И Джеймс Макферсон, рецензируя книгу, осуждающую Авраама Линкольна как расиста, отмечает, что Линкольн «разделял многие расистские убеждения своего времени», но считал рабство «морально неправильным» и был способен «преодолеть свои предрассудки и возглавить величайшие из них. социальная революция в американской истории, освобождение четырех миллионов рабов.«Люди из прошлого никогда не будут соответствовать современным стандартам; если мы хотим их понять, мы должны предоставить им собственное мировоззрение, чтобы оценить их действия и провести важные различия, которые являются сердцем и душой истории.

Другие, более узконаправленные вопросы также, вероятно, возникнут в ходе любого классового обсуждения образа индейца. Студенты любят отличать «хорошее» от «плохого». Поначалу они могут считать все стереотипы плохими, потому что они скрывают что-то хорошее, настоящего индийца .Напрашиваются две линии вопросов:

Во-первых, кем был / кем был «настоящий» индиец? Определяем ли мы расово индейца по «количеству крови»? Или верность традиционной культуре? Или по федеральному статусу (резервирование / без бронирования)? Как мы определяем «настоящего» индейца?

Во-вторых, одни стереотипы более приемлемы, чем другие? То есть положительные стереотипы лучше отрицательных — благородный дикарь более приемлем, чем неблагородный дикарь? Именно здесь вам может пригодиться Танцы с волками .Помимо вовлечения студентов в дискуссию о долговечности старых стереотипов, это поднимает еще один вопрос: не являются ли лакоты в фильме просто обновленными благородными дикарями, представляющими социально приемлемые ценности 1990-х годов, привитые в последней версии «Исчезнувшего американца»? Просто потому, что Лакота становятся хорошими парнями в Dances with Wolves , можно ли стереотипировать их — или проводить их со слезами на глазах в конце фильма, когда, верные традиции исчезающей расы, они ждут разрушение их образа жизни?

Обсуждение в классе индийских образов может также привести к другим вопросам.Допустимые стереотипы, такие как благородный и неблагородный дикарь и Исчезающий американец, которые, в частности, им поверили — и как вы, , покажете , что они им поверили? Цитирование нескольких мыслителей-тяжеловесов мало что доказывает и отдает элитарностью. А как насчет обычных людей? Что они думали, — и откуда нам знать? Здесь актуальна популярная культура любого периода. Сегодня мы рассмотрим электронные средства массовой информации, фильмы, музыку и т. Д .; Изучая XIX век, студенты могут изучать народные сказки и юмор, газеты, популярную художественную литературу, гравюры Currier & Ives, рекламные открытки, проповеди и т. д.По крайней мере, явное распространение основных индийских стереотипов в массовой культуре станет откровением для большинства студентов.

Затем учащиеся могут захотеть узнать, какое историческое значение имела вера общества в благородных и неблагородных дикарей и Исчезающего американца. Учитывая, что люди придерживались определенных взглядов на индейцев, ну и что? Как мы докажем, что эти просмотры привели к тому, что произошло что-то конкретное в конкретной ситуации? Это та же проблема, с которой всегда сталкивались интеллектуальные историки — установление связи между идеей и действием.С самого начала полезно напомнить студентам, что идеи так же реальны, как и любые другие исторические данные. Поскольку история сама по себе является умственным упражнением, историк вряд ли может отказать людям в прошлом в их собственной полностью активной умственной жизни. Как правило, то, во что верят люди, объясняет то, что они делают. Когда, например, в девятнадцатом веке конгрессмены обсуждали дела Индии и ссылались на кровавых дикарей, чтобы продвигать агрессивную политику, или говорили о благородной расе, которая была лишена собственности, чтобы защищать гуманитарную политику, мы можем увидеть, как действует система убеждений. прямые практические последствия.

Подводя итог, историки не защищают то, что было сделано во имя прошлых верований. Они не апологеты и не защитники. Но историки должны постараться понять прошлые верования, если они хотят понять, что произошло в прошлом. Идеи часто являются самоисполняющимися пророчествами: исторически они воплощают в жизнь то, что, по их словам, произойдет. И исторические стереотипы об американских индейцах сделали именно это.

Дебаты историков

Почти пятьдесят лет назад литературовед Рой Харви Пирс в своей книге Дикари Америки: исследование индейцев и идея цивилизации (1953; ред.ed., Savagism and Civilization: A Study of the Indian and American Mind , 1965), заявил, что это предположение все еще является фундаментальным для любого исследования образа американских индейцев. Он писал, что, говоря об индейцах, белые американцы «говорили сами с собой только о себе». Короче говоря, стереотипы говорят нам больше о воспринимающем, чем о том, что мы воспринимаем.

С тех пор каждое историческое исследование индийских изображений работало с вариациями на предпосылку Пирса, будь то «индеец белого человека» (Роберт Беркхофер, Индеец белого человека: образы американских индейцев от Колумба до наших дней, [1978]). «Исчезающий американец» (Брайан У.Диппи, «Исчезающий американец: отношение белых и политика США в отношении индейцев», [1982]), «изобретенный индеец» (Джеймс Клифтон, изд., «Изобретенный индеец: культурные фикции и политика правительства, [1990]»), «воображаемый Индеец »(Дэниэл Фрэнсис, Воображаемый индеец: Образ индейца в канадской культуре, [1992]) или« сконструированный индеец »(Элизабет С. Берд, изд., , Одевающийся в перья: Конструирование индейца. в американской популярной культуре [1996]).Обзоры индийских стереотипов в девятнадцатом веке должны быть дополнены тематическими исследованиями, такими как Шерри Л. Смит «Взгляд из офицерского ряда: восприятие западных индейцев в армии» (1990) и «Переосмысление индейцев: коренные американцы глазами англоязычных», 1880– 1940 (2000) и Джона М. Кауарда Газетный индеец: идентичность коренных американцев в прессе, 1820–90 (1999). Все это доказывает повсеместное влияние Джеймса Фенимора Купера в девятнадцатом веке — и с тех пор.Многие жители Запада (и некоторые армейские офицеры), например, воображали себя реалистами, когда дело касалось индейцев, и обычно осуждали Ункас Купера и всю сентиментальную традицию благородного дикаря как осязаемую выдумку — даже при том, что они принимали Магуа и неблагородного дикаря как чистая правда!

Историки уделили особое внимание теме «И что?» вопрос, то есть корреляция подходов и их практических последствий, часто в результате разработки политики. Как видно, они много говорили об индийских стереотипах.Но благодаря основополагающему влиянию книги Купера «Последний из могикан» , придавшей незабываемой форме благородному дикарю, кровавому дикарю и Исчезающему американцу, изучающие американскую литературу продолжают лидировать в исследовании индийских стереотипов. Легко читаемая и доступная книга — это книга Луизы К. Барнетт «Неблагородный дикарь: американский литературный расизм, 1790–1890 гг., » (1975). Это и основополагающая работа Ричарда Слоткина, объединяющая литературу и историю, Возрождение через насилие: Мифология американских границ, 1600–1860 (1973), указывают путь к недавним «культурологическим исследованиям», предлагающим иногда творческие, иногда тенденциозные прочтения литературных произведений. тексты, продвигающие «постколониалистскую» критику американской культуры.Тем, кто хочет испытать воду, на ум приходят несколько названий: «Переезды Люси Мэддокс: американская литература девятнадцатого века и политика по делам индейцев» (1991), «Покахонтас : эволюция американца» Роберта С. Тилтона. Повествование (1994), Шерил Уокер Индейская нация: Индейская литература и национализм 19-го века (1997), Сьюзан Шекель Настойчивость индейцев: раса и национализм в американской культуре девятнадцатого века (1998) и Рене Л. .Книга Бергланда The National Uncanny: Indian Ghosts and American Subjects (2000). Мартин Баркер и Роджер Сабин в книге «Прочные могиканцы: история американского мифа » (1995) документируют растущую индустрию, созданную одним романом на протяжении многих лет, в то время как в книге Алана Трахтенберга « оттенка Гайаваты: постановка индейцев, создание американцев, 1880–1930» (2004) использует самое известное из когда-либо написанных индийских стихотворений, Генри Уодсворта Лонгфелло « Hiawatha » (1855), как стартовую площадку для всестороннего исследования стереотипов об индейцах и иммигрантах в двадцатом веке.

Образ индейца в искусстве сравнительно запущен. Два иллюстрированных эссе дают разные толкования. Джули Шиммель «Изобретая« индейца »в книге Уильяма Трюттнера, изд., , Запад как Америка: переосмысление образов границ (1991), подчеркивает конструирование« индейца »в искусстве XIX века, в то время как работа Брайана Диппи «The Moving Finger Writes: Western Art and the Dynamics of Change» в Жюле Проуне и др., Discovered Lands, Invented Pasts: Transforming Visions of the American West (1992), сосредотачивается на визуальных представлениях судьбы Индийский.Два хорошо иллюстрированных выставочных каталога, посвященных актуальным вопросам: Jehanne Teilhet-Fisk и Robin F. Nigh, comps., Dimensions of Native America: The Contact Zone (1998), и Sarah E. Boehme, et al., Powerful Images : Изображения коренных жителей Америки (1998). В книге Стивена Конна «Тень истории: коренные американцы и историческое сознание в девятнадцатом веке» (2004) есть глава «Индейцы в американском искусстве».

В Эдварде С.Романтические фотографии Кертиса американских индейцев начала двадцатого века. Книга Барбары Дэвис « Эдвард С. Кертис: Жизнь и времена ловца теней» (1985) — самая содержательная из многих книжек с картинками Кертиса, и студенты всегда с удовольствием смотрят на его работы. Однако роль Кертиса в увековечении мифа об исчезающем американце также вызвала критику. Книга Кристофера М. Лаймана « Исчезающая раса и другие иллюзии: фотографии индейцев» Эдварда С. Кертиса (1982) дала первый залп, задокументировав способы, которыми Кертис манипулировал своими объектами для создания изображений вневременного индейца.Работа Паулы Флеминг и Джудит Ласки « Grand Endeavors of American Indian Photography » (1993) полезна для помещения Кертиса в контекст, в то время как книга Мика Гидли «Эдвард С. Кертис и североамериканские индейцы, Incorporated » (1998) анализирует коммерческие стратегии Кертиса при создании своей фотографии. фоторепортажи западных племен. Критический подход к фотографиям Кертиса позволяет получить доступ к стоящим за ними идеям. Неудивительно, что благородный дикарь и Исчезающий американец прячутся прямо под их привлекательной внешностью.

Увековечение индийских стереотипов в двадцатом веке естественным образом возникнет при любом обсуждении стереотипов девятнадцатого века в классе. Студенты неизменно обращаются к фильму, телевидению и музыке как к источникам своих собственных идей, и я уже упоминал о полезности такого фильма, как Dances with Wolves , в стимулировании интереса. Следовательно, литература о кино как источнике индийских стереотипов может оказаться актуальной. Самые последние исследования (с современной библиографией) — это работа Питера Роллинза и Джона О’Коннора «Голливудский индеец : изображение коренного американца в фильме » (1998), работа Жаклин Килпатрик « целлулоидные индейцы: коренные американцы и кино » ( 1999) и Армандо Хосе Пратса Invisible Natives: Myth and Identity in the American Western (2002).В более широком смысле, популярная культура двадцатого века и фигура индейцев в антологии Элизабет Берд Dressing in Feathers , а также в книге Реннарда Стрикленда Месть Тонто: размышления о культуре и политике американских индейцев (1997), полемике Уорда Черчилля Fantasies of раса господ: литература, кино и колонизация американских индейцев (1998) и увлекательное разоблачение стереотипов Филипа Дж. Делориа, индейцев в неожиданных местах (2004).

Но, доводя тему индийских стереотипов в литературе и искусстве до настоящего времени, мне кажется полезным закончить кое-чем еще — голосом современных американских индейцев. Помимо смелых, реалистичных романов таких уважаемых местных писателей, как Н. Скотт Момадей, Луиза Эрдрих, Джеймс Уэлч и Лесли Мармон Силко, я рекомендую Шермана Алекси Одинокий рейнджер и Тонто Fistfight in Heaven (1993), сборник рассказов. которые пристально следят за некоторыми абсурдными индийскими стереотипами, и это послужило основой для Smoke Signals (1998), еще одного фильма, который ваши студенты должны посмотреть.И последняя рекомендация: книга Томаса Кинга « Medicine River » (1989), хитрый, забавный роман, который, начиная с главного героя, фотографа Native , порождает многие древние стереотипы об американских индейцах.

Брайан В. Диппи — профессор истории Университета Виктории, Британская Колумбия, а также бывший президент Ассоциации западной истории. Он является автором книг Последний бой Кастера: Анатомия американского мифа (1976), Исчезающий американец: отношение белых и U.С. Индийская политика (1982), Кэтлин и его современники: политика покровительства (1990) и Собрание художественного музея Фредерика Ремингтона (2001). Он также участвовал в создании множества других томов и был редактором или соавтором нескольких томов об искусстве и художниках американского Запада.

Направляйте комментарии или вопросы профессору Диппи через TeacherServe «Комментарии и вопросы».

Изображение предоставлено

Для цитирования этого эссе:
Диппи, Брайан У.«Американские индейцы: образ индейца». Преобразование природы, TeacherServe®. Национальный гуманитарный центр. ДАТА ВАШЕГО ДОСТУПА ЭССЕ.

Отражения природы в древних мезоамериканских артефактах | 2019 | Выставки | Галерея изящных искусств | Библиотеки Джин и Александр Херд | Университет Вандербильта

Игрок в мяч в костюме птицы-воина, доколумбовый период, классический период, 600–800 A.D.
Коллекция Марджори и Леона Марлоу
Университет Вандербильта. 1994.532

Галерея изящных искусств рада представить коллекцию древних латиноамериканских артефактов, собранную студентами бакалавриата в рамках семестрового курса, проводимого доктором Маркусом Эберлом, доцентом кафедры антропологии Вандербильта. Выставка посвящена связи между природой и культурными традициями древних мезоамериканцев.

Утро сигнализирует жар восхода солнца и нарастающий шум жизни в джунглях. Время сбора урожая, и запах стеблей кукурузы, срезанных и вынутых из чинамп, освежает. Женщины болтают, окрашивая большие пучки волокон агавы в темно-красный цвет, используя кошениль, в то время как мужчины начинают практиковаться на близлежащем поле для игры в мяч, окруженное джунглями с одной стороны и рыночными прилавками с другой. Дети пробегают мимо, бросая резиновый мяч друзьям, их различные формы черепа сигнализируют об их разном прогрессе в достижении конической формы, как дань уважения богине кукурузы.Это — звуки, виды и запахи — лишь небольшая часть повседневной жизни Мезоамерики.

Представленные артефакты происходят из разных областей Мексики и Центральной Америки, географии которых когда-то сотни и тысячи лет назад населяли высокоразвитые и процветающие древние цивилизации. Выставка освещает повседневную жизнь, обычаи и ценности древних мезоамериканцев, как показано через призму небольших артефактов, которые они оставили.Эти артефакты, которые были изучены и контекстуализированы студентами Вандербильта, помогают представить более четкую картину окружающей среды древней Америки. Таким образом, выставка также пытается оспорить прозападный термин «благородные дикари», отсылка к западным изображениям древних мезоамериканских народов в сдержанной и романтизированной форме. Повторно используя этот устаревший термин, учащиеся стремятся привлечь внимание к его расовому оттенку, одновременно стремясь создать противоположное представление о древних мезоамериканцах, которое фокусируется на разнообразии их повседневных практик.

Благодаря включению интерактивных элементов, включая (но не ограничиваясь) 3D-копии артефактов, которые приглашают к практическому открытию, мы надеемся, что вы присоединитесь к нам в поощрении мультисенсорного исследования Древней Мезоамерики.

Опровержение «благородных дикарей»: отражение природы в древних мезоамериканских артефактах — результат партнерства между Департаментом истории искусства и Галереей изящных искусств Университета Вандербильта.Эта выставка, которую курируют студенты, является результатом семестра работы, проведенной в классе под названием «Выставка исторического искусства — повседневная жизнь в Мезоамерике» под руководством профессора Маркуса Эберла. Среди студентов, участвующих в этом выставочном процессе, — Баха Айдин, Кейтлин Джошуа, Эльза Мюллер, Кирстен Нафцигер, Белла Смит, Софи Старк, Юньян Чжоу и Мишель Чжу. Трехмерное изображение и печать древних артефактов стали возможными благодаря Анне Фишер, Джону Гору, Тодду Петерсону, Сету Смиту и Кену Уилкинсу из Института визуализации при университете Вандербильта.Выставка перенесена в Галерею изящных искусств Университета Вандербильта частично при поддержке Департамента антропологии, Департамента истории искусства и Центра латиноамериканских исследований.

Опровержение «Благородных дикарей»: отражение природы в древних мезоамериканских артефактах — на обозрении 9 мая — 13 сентября 2019 г.

дикарей присоединяются к Бо Нингену и получают мяч (Хьюго)

Черпая энергию из хаотических ужасов Первой мировой войны и реагируя на них, многие артисты в Cabaret Voltaire Хьюго Болла, эпицентре движения Дада, экспериментировали с жестоким, спонтанным и бескомпромиссные формы грохота, которые они называли «звуковой» или «одновременной» поэзией, что иногда приводило к тому, что посетители швейцарского ночного клуба яростно штурмовали сцену.

Words to the Blind, Сотрудничество между японскими нойз-рокерами Бо Нингеном и английскими арт-панками Savages, которое пытается привнести эти дадаистские концепции в новое тысячелетие, нелегко слушать, но вряд ли приведет к чьим-либо беспорядкам . Скорее всего, поклонники Savages будут удивлены тем, что группа отказалась от минималистской лаконичности, лазерного фокуса и замаскированной мелодии, которые сделали Silence Yourself лучшим альбомом 2013 года, в пользу … ну, в значительной степени прямо противоположного: разросшегося, неизвиняемого беспорядка , иногда безвкусный, иногда сонный, иногда взрывной обход арт-проекта / веселое времяпрепровождение, растянутый на один 37-минутный трек.

Конечно, Words to the Blind не следует рассматривать как «новый альбом Savages», хотя он может похвастаться отличительными чертами сильных и отличительных звуковых визитных карточек обеих групп (черт возьми, эта гитара Джеммы Томпсон!). или как «новый альбом Бо Нингена», если на то пошло. Скорее, это запись мгновенного столкновения, очень похожего на многое из того, что Ино (еще один большой поклонник Хьюго Болла) сделал с маловероятными соавторами в начале 70-х, чего Джан и другие краутрокеры пытались достичь с помощью того, что они называется «спонтанной композицией» (и стоит отметить, что Бо Нинген также сотрудничал с Дамо Сузуки и Фаустом), и, прежде всего, то, что Wire сохранил для нас как Document и Eyewitness .

Основное слушание? Конечно нет. Претенциозно, но весело и вычурно, но соблазняюще звонкое баловство? Вы делаете ставку! И этот упрямый прог-гик с радостью принимает это как праздничный подарок, который заставит немного короче время ожидания второго полного альбома Savages, просроченного на 2015 год.

Savages & Bo Ningen, Words to the Blind ( Stolen Recordings / Pop Noire)

Оценка по 4-звездочной шкале: 3 звезды.

Подписывайтесь на меня в Twitter @JimDeRogatis , присоединяйтесь ко мне на Facebook и подкаст Sound Opinions и Jim Dinner 9016

Алд. Спосато назвал протестующих Колумба «дикарями» на слушаниях по бюджету в полиции

ЧИКАГО — Олдермен Северо-Западной стороны назвал протестующих, которые пытались снести статую Христофора Колумба этим летом, «дикарями», получив в четверг упрек от другого олдермена.

Ald. Николас Sposato (38) сделал комментарий во время спорного слушания в городском совете на $ 1700000000 бюджете департамента полиции Чикаго.

Отметив, что в 2020 году были обстреляны 67 полицейских, Спосато упомянул протест 17 июля в поддержку чернокожих и коренных жителей в Грант-парке, где между полицией и протестующими произошли жестокие столкновения, в результате чего десятки протестующих и полицейских были ранены.

Позднее в том же месяце город удалил эту статую, а также статуи Колумба в Маленькой Италии и Южном Чикаго.

«Мы ничего не упомянули о беспорядках, этих дикарях у памятника Колумбу», — сказал Спосато, американец итальянского происхождения. Затем он спросил о сотруднике полиции, который потерял глаз во время столкновений.

«Сколько [полицейских] пострадали во время беспорядков?» он сказал. «Каков статус некоторых из тех людей, которые были… я не знаю, как вы хотите это назвать».

Позже на собрании, Алд. Даниэль Ла Спата (1-й), который также является американцем итальянского происхождения, высказался против комментария, поскольку Спосато прервал его, чтобы удвоить свои слова.

«Сегодня был момент, когда олдермен, кто-то назвал протестующих у статуи Колумба дикарями, и я очень обеспокоен…», — сказал Ла Спата.

«Это был я, это был Ник Спосато, — вмешался Спосато. «Вот кем они были. Любой, кто кидает в людей камни, кирпичи и бутылки, — дикарь ».

Ald. София Кинг (4-я), исполняющая обязанности председателя комитета, отключила Спосато за то, что он говорил вне очереди, позволив Ла Спате направить свой вопрос в полицейский суппорт. Дэвид Браун.

«Я не верю, что любого жителя Чикаго следует называть дикарем, суперинтендантом. Мне было интересно, почему вы не согласны с такой характеристикой?» — спросил Ла Спата.

«Я просто не пытаюсь быть олдерменом полиции», — сказал Браун об обмене мнениями между двумя олдерменами. Затем Брауну была предоставлена еще одна возможность ответить на комментарий Спосато.

«Да, поправлять олдерменов просто не в моей компетенции, — сказал он.

Спосато, напыщенный бывший пожарный, который является стойким сторонником президента Дональда Трампа, вызвал гнев из-за комментариев, сделанных ранее во время заседаний городского совета.

Прошлый год, Алд. Карлос Рамирес-Роса (35-й) опубликовал в социальных сетях видео, на котором Спосато назвал его «грудой дерьма».

Comments

Leave Comment